— Блин, — по-русски сказал Юра, поводил пальцем по отполированной поверхности маленького столика, который единственный оказался свободным во всем кафе. — А нельзя было… не знаю, повременить что ли, может, родители ее бы передумали?
— О, ты не знаешь семью Мали, — улыбнулся Пхичит. — Они против свадьбы без своих условий категорически.
— Дерьмово, — кивнул Юра. Внутри что-то все равно не давало покоя. — Но можно же было пока встречаться? Чтобы не бросать спорт так рано.
— Мне этого недостаточно, — просто ответил Пхичит. — Я хочу быть с ней семьей. И если это значит бросить спорт, я так и сделаю.
Недостаточно. Юра покрутил это слово в голове. Вот так. Кому-то мало даже встречаться, хочется большего. А что насчет него самого? Ему было достаточно? Отабека, который вроде и рядом и при этом бесконечно далеко — не дотянешься. А потом он уедет, вернется в Алматы, а Юра снова утонет в жизни, в которой он не помнил, какое число и кто вчера разговаривал с ним лицом к лицу. Так и будет? И все, что у них с Отабеком останется — это воспоминания о прошлом, короткие переписки раз в месяц и вот эта поездка, которая скоро закончится.
И этого будет достаточно?
Пхичит протянул руку через стол и легонько потрепал Юру по предплечью.
— Юрий, спасибо, что вы все так переживаете за меня. Но я так решил. И это правильно, потому что… так просто происходит, понимаешь? Это жизнь. Приходится чем-то жертвовать, — он убрал ладонь и снова взялся за стаканчик с кофе. — Да и не жертва это вовсе, если ты знаешь, ради чего это делаешь. И если можно дать понять любимому человеку, что он для тебя дороже всего, разве ты этого не сделаешь?
Выпитый до этого кофе вдруг застыл в желудке холодным комом. Пхичит продолжил:
— Я люблю фигурное катание. Я в нем уже много лет, и это навсегда со мной останется. Но мне нужна Мали. Она — та, кого я всегда искал. И что бы ни случилось, это не изменится. Я не могу это просто выключить.
И я не могу, пронеслось в голове у Юры, и волоски на руках встали дыбом, как от ледяного ветра, когда выходишь на балкон в Питере зимой в футболке, чтобы стянуть с сушилки стиранное полотенце, которое не высохло, а замерзло и даже не гнется.
Подобное полотенце сейчас медленно оборачивало легкие, царапая их острыми заиндевевшими ворсинками.
Пхичит потянулся за телефоном, включил, направил на Юру, явно желая его сфотографировать. Но потом вдруг опустил руку и вздохнул.
— Я наделал столько фотографий, и ты ни на одной не улыбаешься, Юра.
Краткий вариант своего имени от него Юра слышал впервые.
Мы с Отабеком ошиблись. Мы оба ошиблись. Так сильно, так по-идиотски. В голове это крутилось раз за разом, и слова Пхичита звучали фоном, как проповедь.
Недостаточно. Дружбы никогда не будет достаточно. Это как дать парализованному костыль и радоваться, что теперь у него есть, на что опираться.
А руки-то, руки не двигаются. И ноги нельзя даже с кровати свесить без посторонней помощи, не то что ходить.
Никогда не будет достаточно. Никогда.
— Вот это машина! Твою ма-а-ать, вот это машина, — Попович бегал вокруг желтой низенькой Тойоты, как ужаленная в задницу обезьяна.
После воссоединения в Акихабаре, которое потребовало еще пару часов, они заехали в отель скинуть сумки и направились на знаменитый искусственный остров Одайба в Токийском заливе.
В известный в городе Toyota Mega-Web — огромный развлекательный комплекс с целым выставочным залом автомобилей — они попали прямо перед самым его закрытием. На улицах уже было темно, и Юра, пока они добирались наземным поездом, не мог оторвать глаз от раскинувшегося за окном сиявшего огнями города и моста, так похожего на нью-йоркский.
На острове Одайба все выглядело так, словно там готовились к Новому Году. В последней трети августа. Все переливалось лампочками и гирляндами мыслимых и немыслимых цветов. Основная толпа схлынула, так как дело близилось к закрытию, но на колесо обозрения они пока успевали. Оно маячило впереди, светясь множеством синих и розовых полос, пока они не зашли посмотреть выставку Тойот.
— Гошенька, ради такой тачки тебе нужно выиграть чемпионат мира. Раз пять подряд, — позируя на телефон Пхичита рядом с другой не менее шикарной машиной кислотно-зеленого цвета, сказала Мила.
— Да я бы ради нее!.. — начал Попович, но его перебил Витя.
— Напоминаю, что мы с Юри и Юрой еще в добром здравии и из спорта не уходим.
— Гррр! — отозвался Гоша. — Ты на что намекаешь, Никифоров?
— Я? Да как ты мог такое подумать? Просто предупредил, — Витя сделал честное лицо и приобнял Юри за плечи. Тот смерил его взглядом “мой-супруг-идиот”.
— Нам лучше поторопиться, а то не успеем на колесо, — сказал он.