Last Stardust (СИ)

— Ну все! Идите потихоньку, мы вас догоним! — сказав это, Мила развернулась, подталкивая по очереди остальных, сгрудившихся до этого за ее спиной, и они все пошли в сторону ярко освещенного фонарями пятака в парке.

Отабек снова посмотрел на Юру.

Тот нагнулся, стащил с ног кеды и взял их в одну руку. Шагнул на теплую, еще не успевшую остыть после дневной жары траву газона, который уходил вдаль, к рукаву залива. Отабек молча последовал его примеру, и они медленно пошли в указанную Милой сторону. Людей почти не было, кое-где на газоне сидели целовавшиеся парочки.

— Скажи, — медленно начал Юра, — ты ведь не хотел сначала приезжать, верно? Витя сказал, что ты согласился только в последний момент.

Отабек рядом вздохнул. Юра на него не смотрел — только себе под ноги на темную, коротко стриженную траву, на которую было так приятно наступать босиком.

— Не не хотел, — сказал Отабек. — Не мог. Решиться не мог, не знал, что будет, когда мы с тобой снова встретимся. На соревнованиях все же не то. А здесь… две недели бок о бок.

— Тебе что, противно было меня видеть? — сглотнув, спросил Юра.

— Нет! — быстро ответил Отабек. — Нет, что ты такое говоришь? Просто было тяжело.

— Почему?

— Юр, это сложно объяснить. Прошло не так много времени.

— Прошел год.

— Это немного. Хотя тянулся он очень долго. Я не хотел делать тебе больно.

— Ясно, — Юра кивнул, завесившись волосами. — Все опять ради меня.

Отабек шумно выдохнул. Помолчал, но потом все же ответил:

— На самом деле нет. Все не так благородно, как ты думаешь. Я изменил решение, потому что хотел во всем разобраться. Очень тяжело было. Мне тебя не хватало. Но я не хотел, чтобы опять все… получилось нехорошо только потому, что я не могу справиться со своими чувствами.

Юра почти физически ощутил, как что-то внутри растягивается, как жвачка, в тонкую-тонкую ниточку. И вот-вот порвется. И это будет пиздец, потому что он себя уже не остановит.

— Справиться? А зачем с ними было справляться? — сипло спросил Юра. — Зачем мы это сделали? Чтобы потом справляться каждый в своей норе?

— Тебе было сложно. Я это видел. Ты нервничал, переживал, тебе эти отношения были в тягость. Расстояние — это непросто. Мне хотелось, чтобы ты чаще улыбался и вообще… был счастлив. У меня делать тебя счастливым не получалось. Прости, — обрывочно говорил Отабек, делая перед каждым предложением паузу, как будто слова давались ему с усилием.

— У тебя не получалось? — слыша, как звенит собственный голос, как стекло, когда по нему ударяешь чем-то металлическим, вскинулся Юра. — У тебя? Да ты… ты всем для меня был! Когда хотелось послать все в жопу и просто лечь и сдохнуть на месте, ты, именно ты был единственной причиной, по которой я поднимался и шел что-то делать! Хоть что-нибудь! — он резко затормозил, повернулся к Отабеку, впился взглядом в его лицо.

— Юр, ты не понимаешь, — в голосе Отабека слышалось напряжение. — Я не мог видеть, как тяну тебя вниз. Я совершенно не мог ничего тебе предложить. Что я мог для тебя сделать? Встречаться раз в полгода? Вешать на тебя свои ни хрена ни к чему не приведшие амбиции? Знаешь, чего мне это стоило — отказываться каждый раз приехать, когда ты звал, потому что мне нужно было больше тренироваться? Потому что я не такой талантливый, как ты. И это не укор тебе, это просто факт, пойми! И видеть потом твое расстроенное лицо. Ты совсем еще юный…

— А ты старый, что ли? Или что, из-за моего возраста я не могу четко понять, люблю я человека или, блядь, нет? Нужен он мне или нет? — Юра сделал короткий шаг вперед и оказался к Отабеку совсем близко. А ростом они теперь и правда были одинаковые. — Но лучше не стало, Бек! Какое к чертовой матери счастье, если я тебе даже позвонить теперь не могу? Просидеть с тобой в скайпе полночи? Рассказать тебе, как меня все заебали и как я всех ненавижу — только ты эти слова понимал так, как надо, и не говорил мне, что я наглый избалованный подросток, хотя кому меня баловать-то было? Матери за тридевять земель? Или престарелому деду, о котором я уже заботиться должен, а не наоборот? Ты меня всегда понимал и слышал. И как же мне было тошно, что больше у меня этого нет, ты не представляешь! Все просто… — Юра запнулся, с дрожью втянул носом воздух. — Все просто пошло наперекосяк, — уже тише сказал он. — Через жопу. Все, абсолютно все. А расстояние… Это же временно, мы оба это понимали. Как, как ты можешь тянуть меня вниз, если без тебя я просто пробиваю своей башкой дно и даже не замечаю этого? Если… если ты любил меня, когда говорил мне, что лучше будет разойтись, то ты… ты просто…

Отабек молчал. Его глаза были совсем черными, веки подрагивали, но он, не моргая, продолжал смотреть на Юру. На виске вздулась вена. Юра горько усмехнулся, прикусил нижнюю губу, чтобы не дрожала. Опять из него все переливается, не держится внутри, как ни запирай.

Потому что недостаточно. Всегда будет недостаточно. Какое правильное и точно слово, черт возьми.

— Видишь, похоже, у меня тоже было что-то, чего я тебе никогда не говорил, — прошептал Юра, опустив голову.