— Это место принято называть границей между небом и землей, — сказал Юри, когда все выбрались из автобуса.
Пятая станция горы Фудзияма. Ровно середина, если исходить из их общего числа. Десятая — самая вершина. Именно здесь леса словно катаной отсекли — они заканчивались на этом участке, а дальше по склону шли только черная вулканическая порода и давно затвердевшая лава. Чем-то Фудзияма над пятой станцией и правда напоминала поверхность луны, как писали в буклетах. И эта безжизненная с виду, но такая манящая и величественная черная шапка возвышалась теперь над ними.
— Две тысячи триста пять метров, — продекламировал Виктор, пряча лицо от солнца под козырьком кепки.
Юра глубоко втянул носом воздух. Если внизу, в городе он был густым и влажным, здесь, на этой самой “границе”, его словно разбавили чем-то легким и эфемерным. Его было приятно вдыхать, он был прохладным и гладким, как тончайший шелк, по сравнению с плотным атласом. И на пятой станции и правда было довольно прохладно, но не зябко. Юра порадовался, что утром последовал совету Юри и нацепил толстовку — в ней было в самый раз.
— Осторожно, не обгорите, — словно услышав его мысли, подал голос Юри. — Солнце здесь зверское, кожу можно сжечь за считанные минуты.
Солнце и правда светило ярко и чисто, словно здесь, на этом небольшом горном плато, запруженном машинами и автобусами и забитом толпами людей разных национальностей, не было и малейшего препятствия для него. Ни городской дымки, ни облаков, ни сотен метров воздушной прослойки — просто незамутненные прозрачные лучи, которые, попадая на кожу, грели, как раскочегаренная печь.
Дорога, по которой они приехали, загибалась широкой петлей и поворачивала в обратном направлении. Дальше — только пешком, выше и выше по горным склонам, пока не доберешься до самой вершины. С тропы, которая уходила вперед между деревянных домиков с магазинчиками, где продавали различные товары для туристов, то и дело появлялись небольшие группки людей с посохами, испещренными черными печатями.
— Что это у них за штуки? — незаметно показывая пальцем на девушку, замотанную по самые глаза в широкий шарф, спросил Гоша.
— Посохи специальные, — ответил за Юри, которому явно был адресован этот вопрос, Витя. — На каждой станции выжигают печать — мол, молодец, прошел отметку. Постепенно посох покрывается этими печатями, его потом дружно везут домой и ставят в красный угол.
— Вот мы лохи, — печально протянула Мила, разглядывая выставленные прямо на улице у входа в магазин чистые посохи из светлого, почти золотистого дерева.
— Ничего, будет повод вернуться, — весело сказал Пхичит. — Как-нибудь надо будет собраться и съездить только ради Фудзи. И нормально подготовиться, а не как сейчас. Мы в такой обуви хорошо, если до седьмой станции дойдем.
— До седьмой — точно можно, — сказал Отабек и взял в руки выточенную палку. — Я читал, что дотуда даже дети спокойно доходят.
Юра посмотрел на него: на посох в его руке, на сосредоточенное лицо, с которым он разглядывал деревянную поверхность. Солнечные лучи вскользь падали Отабеку на щеку, и он жмурил один глаз, поглаживая пальцем маленький скол. Он был одет в черную толстовку, капюшон которой был небрежно накинут на голову, почти не скрывая лица. Ему шло это все. Чуть ли не больше, чем коньки и ледяная арена, хотя Юра когда-то мог поклясться, что круче, чем Отабек во время отката, он ничего не видел. Ну разве что Отабек на байке. Теперь к этому списку добавился Отабек с вот такой вот атрибутикой: в черной одежде, с посохом в руке, задумчивым взглядом и яркими солнечными лучами на коже. Хоть прямо сейчас бросай все и садись рисуй, хотя в плане рисования Юре руки явно не в то место вставили.
— Ничего себе, — присвистнул Крис, и Юра оторвался от созерцания Отабека и посмотрел на него. — Глядите, вот это я понимаю старость.
Проследив за его взглядом, Юра увидел пожилую пару то ли китайцев, то ли корейцев (явно не японцы, причем он не знал, как это определил), которая медленно ползла по тропе, с которой начиналось восхождение на Фудзияму, в сторону площадки с деревянными столиками и лавочками, где отдыхали те, кто уже вернулся с вершины, и набирались сил те, кому еще только предстоял подъем. У обоих в руке было по посоху, заставленному черными печатями.
— Сколько же они туда шли с такой скоростью? — недоуменно спросил Гоша.
— А какая разница? — сказал Юри. — Даже если два дня, они же это сделали. Молодцы.
— В этом что-то есть, — заулыбался Виктор. Он положил руку Юри на плечо. — Вот будет нам с тобой под шестьдесят, тоже возьмем посохи и пойдем в гору, как два самурая.
— Можешь уже начинать, — ехидно заметил Юра. — Когда Юри будет “под шестьдесят”, тебе уже будет за шестьдесят.
— Я вырастил чудовище, — мрачно отозвался Витя.