Над его головой раздался тихий смешок.
— Да, похоже. Даже в Барселоне тогда…
— Барселона. Круто было.
— Круто, — согласился Отабек.
— И так все просрать четко — надо было умудриться, — закончил Юра на выдохе.
— Юр, — Отабек слегка ослабил хватку на его плечах, но Юра не делал больше попыток повернуться. — Я больше всего на свете хотел, чтобы у тебя все было хорошо.
— Блин… — Юра потер ладонью лоб, убрал примятую капюшоном челку под ткань. — Это вообще законно? Вот так вот решать за других. Молча!
— Нет, — ровно отозвался Отабек. — Мне казалось, что я поступаю правильно.
— Возвращаю обратно твое коронное “тебе казалось”, — беззлобно ответил Юра.
— Я должен тебе это сказать. Я знаю, что ты будешь беситься, но на правду отвечают правдой. Когда я тогда предложил… перестать общаться, я…
Юра замер. Вот сейчас все и выяснится. И то, что он один себе все напридумывал, и то, что Отабек совершенно другого мнения. И что “прости, Юра, постарайся понять”. Что-то это напоминает, нет? Что-то из Хасецу и того соревнования двух Юриев, после которого Юра рыдал в Якова и клялся, что верит теперь только ему.
— …любил тебя, — тихо, но твердо прозвучало за спиной.
Канат, по которому, как Юре казалось, он все это время ходил, натянулся под ногами и дрогнул, выводя из равновесия. Тишина, безмолвно висевшая под ребрами, вспыхнула, как бумага.
— Так ты что… — заикаясь, начал Юра, — получается, из большой любви это все сделал?
Голос звенел.
Отабек не ответил, только что-то зашуршало за спиной, как будто он переступил на короткой и редкой траве с ноги на ногу.
Зелень перед глазами задрожала, смешиваясь, как акварельные краски, на которые вылили грязную воду из баночки с кисточками.
— А меня спросить нельзя было? Юра, а ты как считаешь? Юра, а ты не сдохнешь без меня к хуям? Юра, а тебе нормально будет вот так жить, когда все развалится к чертовой матери?
— Тише. Пожалуйста, — попросил Отабек, и Юра задохнулся следующим предложением, услышав его интонацию.
— Чего тише-то? — сквозь зубы проговорил он. — Этот год был похож на пиздец. Ты мне просто скажи, зачем? Как тебе это вообще в голову взбрело?
— Ты знаешь, как. Я уже объяснял.
— Да бля, прежде чем решать за человека, надо хоть задуматься о том, чтобы спросить у него! Хотя чего это я? Может, тебе самому стало от этого лучше? Без меня. Без моих вечных эмоциональных выбросов в атмосферу. Без звонков посреди ночи. Без моего вот этого дебильного желания все время рядом быть! Стало? Ты вот скажи, стало? — Юра кашлянул, потому что голос уже начал звучать, как скрипучая карусель.
Между лопаток ткнулось что-то твердое и теплое. Юра вздрогнул, когда его за талию обхватили руки. Потянуло назад. Воздух застрял где-то между ключиц огромным пузырем, от которого вдруг стало ни вдохнуть, ни выдохнуть. И снова не повернуться, хотя догадаться, что Отабек встал на колени на землю и уперся лбом ему в спину, было несложно.
— Ты чего? — сиплым шепотом спросил Юра.
— Не стало, — отозвался Отабек, и его голос звучал приглушенно прямо за плечами. — И без звонков не стало лучше. И без тебя. Такого бы не могло произойти.
— Разве? — бесцветно спросил Юра. — А мне казалось, что я наоборот всех достаю, и тебя в том числе. Что потому и… это все…
— Нет! — вдруг резко выдохнул ему в толстовку Отабек. — Не говори таких вещей! Это я виноват и только я! Ты тут не при чем!
Юра опустил глаза на крепко державшие его руки. Пальцы Отабека так вцепились в ткань на животе, что она натянулась у замка.
На мгновение показалось, что под телом нет поваленного дерева, на котором он сидел, а под ногами — черной земли. Только пропасть, в которую они сейчас рухнут вдвоем.
— Тогда почему? Почему? — едва слышно спросил Юра.
— Да потому что я люблю тебя! С тринадцати лет! Вот так вот — как умею, как получилось! Сначала издалека, потом даже поверить не мог, что ты рядом и что ты отвечаешь мне взаимностью. Хоть немного! Ты всегда казался мне кем-то недосягаемым, на кого можно только издалека смотреть. И я думал… я думал, что делаю хуже. Что могу помешать, сломать то, к чему ты так долго шел, не дать тебе добиться того, чего ты достоин!
Застывший в груди воздух начал будто шириться и раздвигать ребра, делая в них трещины.
— Но я не могу без тебя! Не могу, понимаешь, не могу! Мне кажется, я схожу с ума. Прости, Юра.
Юра дернулся, высвободился из кольца вдруг ослабевших рук и в мгновение перекинул ноги через бревно, на котором сидел, и оказался с Отабеком лицом к лицу.
Внутри пульсировало, руки не слушались, но он все-таки смог положить ладони на чужие щеки. Погладил большими пальцами.
— Ты точно сходишь с ума, если думаешь, что я могу, — не чувствуя губ, произнес он.
Отабек притянул его к себе, едва не роняя с дерева. Юра целовал его чуть солоноватые губы, и ему казалось, что вот теперь они точно падают. Или наоборот — так крепко стоят на том самом натянутом канате, как никогда, как даже не привыкли.
Юра оторвался от губ Отабека, уткнулся носом ему в мокрую щеку. Улыбнулся, зажмурившись то ли от солнечного света, то ли от чего-то другого.