Ласурские призраки

– Его сердце остановится, – качнула головой Виден, – и это не красивый оборот речи. Предложи ты ему отречься от короны ради тебя, он не смог бы, ведь долг перед народом для короля превыше всего. Но, поверь мне, правил бы после этого он не долго, так велика его любовь к тебе. Можешь убить меня, уважаемая Руфусилья Аквилотская, почтенная рубака, но ни одна обида не стоит жизни того, кто будет предан тебе до самой смерти!

Гномелла с усилием выпустила парапет и с изумлением посмотрела на свои скрюченные пальцы. Затем взглянула на водопад, глубоко вздохнула и поклонилась Тарише.

– Спасибо за честность, уважаемая фарга, и за мужество дать мне дружеского пинка – не всякий решится на это, кроме моей сестрицы. Есть ли услуга, которую я могу оказать тебе взамен?

– Благодарю, но боюсь, твой дружеский пинок я не выдержу, – засмеялась Виден и пошла прочь.

Однако у выхода из беседки остановилась, будто споткнулась. Едва повернула голову и произнесла:

– Если в Вишенроге все-таки начнется заваруха, обещай мне приглядеть за Раем?

– За Денешем? – удивилась Руф. – Разве ему нужен присмотр?

– Обещай… – губы Тариши едва шевелились.

Гномелла стукнула себя по груди, доспех отозвался звоном тяжелых звеньев.

– Обещаю, фарга Виден! Глаз с него не спущу!

– Благодарю…

Голос Тариши, почти неслышимый в грохоте водопада, затих – фарга выскользнула прочь, оставив рубаку в одиночестве. Впрочем, одиночество было недолгим. Эти тяжелые шаги Руфусилья узнала бы из тысячи.

Сдержав судорожный вздох, гномелла оперлась спиной о парапет и встретила взгляд голубых глаз подгорного короля почти без смятения.

– Я знал, где могу найти тебя… – кивнул Ахфельшпроттен словно самому себе.

– Я знала, что ты придешь… – согласилась Руфусилья, жадно смотря ему в лицо.

В их последние встречи она старалась не касаться его взглядом, будто боялась, что дорогие черты разрушат преграду, которую она долго и старательно возводила в своем сердце из обиды, разочарования и гордости. А сейчас Руф смотрела на короля и видела новые морщинки в углах его глаз и рта, седые волоски в пышной пшеничной бороде. Когда-то от его красоты ее сердце замирало, а сейчас пустилось в галоп просто от того, что он был рядом.

Ахфельшпроттен нерешительно шагнул ей навстречу и протянул руки. Словно стрелу из лука, сердечная боль тетивой толкнула гномеллу в его объятия. Несколько мгновений они стояли молча, обнявшись, раскачиваясь из стороны в сторону, будто боролись, а затем Его Подгорное Величество за подбородок поднял лицо Руфусильи к себе и сказал:

– Прости меня, Руф, умоляю, прости! Мне нет жизни без тебя, пусто рядом со мной на троне, пусто в моем сердце и в моей постели! На моей кухне тоже пусто, но ты не создана для кухонь, моя великолепная рубка, поэтому пусто и в моем тренировочном зале, где полно великолепного оружия и доспехов, но нет тебя. Я сделаю все, что ты пожелаешь, но не отказывай мне – выходи за меня замуж!

– Прямо все-все сделаешь? – свистящим от волнения шепотом спросила гномелла.

– Все, – решительно ответил король и тут же сник: – Только от короны ради тебя я не смогу отречься, ибо мой народ верит в меня…

Руфусилья взяла его за грудки, встряхнула, с удовольствием ощущая тяжесть тела уважающего себя гнома, поцеловала взасос и, отдышавшись, воскликнула:

– Этого и не требуется! Дождись окончания моего текущего контракта, а потом делай со мной все, что пожелаешь, только, Братья – свидетели, никаких кухонь!

⁂

Воздух был сладок, как нектар, однако Вителья помнила, что нектар Лималля для остальных, включая ее, приходится ядом, хотя и кажется наслаждением. Она стояла на берегу лесного озера плечом к плечу с архимагистром Никорин и смотрела, как в безветренную погоду бегут по воде волны: от берега к берегу, от берега к берегу. Ей представлялось, что Ники не станет медлить, едва окажется здесь, однако Ее Могущество не торопилась стирать это место с лица Тикрея.

– Мы чего-то ждем? – наконец, не выдержала Вита.

– Не чего-то… – неопределенно ответила архимагистр и вновь замолчала.

Волны продолжали свой бег. На той стороне озера один из камышей выбрался на песок и теперь загорал под ласковым, не весенним и не осенним солнцем Лималля. Чуть дальше, в кустах, резвились ископаемые ящеры размером с кошек – ловили упавший с дуба желудь. Желудь отчаянно пищал и прыгал, пытаясь увернуться от узких, усыпанных острыми зубами челюстей.

Могильник был здесь, под водой, зовущей в свои объятия. Тому, кто вошел в них, назад уже не было пути, и лишь одному удалось вырваться, сплести Завесу и скрыться в ней, питаясь душами эльфов – Гопотамкину.