Прогрессивный курс в отношении социалистической Кубы, политическая и моральная поддержка освободительных движений в странах Центральной и Карибской Америки, позитивная позиция по вопросам международной разрядки и сотрудничества стран разных общественных систем — все это придает особый характер политике правящей буржуазно-реформистской Институционно-революционной партии.
Данное обстоятельство, естественно, накладывает свой отпечаток на развитие рабочего движения, тем более что в области внутренней политики буржуазные круги довольно умело осуществляют своего рода социал-демократический проект, выступая с позиций «социального мира» ради защиты общенациональных интересов. По словам президента страны, председателя исполкома Институционно-революционной партии Лопеса Портильо, главная цель состоит в том, чтобы «примирить движущие силы социального движения и избежать внутренних разногласий в революционной коалиции, чтобы закрыть дорогу анархии, реакции или иностранной интервенции. С этой целью создается Национальный фронт, чья идеология и политическая сила базируются на организации крестьян, рабочих и средних народных классов»{126}
.При этом, однако, президент не пояснил, что под «революционной коалицией» подразумевается поддержка народом буржуазного государства и правящей партии, под «анархией» имеется в виду самостоятельная борьба пролетариата, а «организация» трудящихся мыслится в рамках и под эгидой реформизма при главенствующей роли Институционно-революционной партии.
Гибкая социальная политика вкупе с умелой демагогией дала правительственным кругам определенный эффект в деле создания устойчивой социальной опоры власти. Важную помощь в этом оказала профсоюзная бюрократия. В итоге основная часть трудового населения, включая и массовые группы рабочих, оказалась в орбите идеологического и политического влияния Институционно-революционной партии и возглавляемого ею правительственного аппарата.
Вместе с тем в стране за истекшие 20 лет произошли существенные сдвиги в укреплении позиций крупного местного капитала, окрепли национальные монополии, усилилась эксплуатация трудящихся. Это вызвало, по оценке XVIII съезда Мексиканской коммунистической партии (май 1977 г.), глубокий экономический, политический и социальный кризис: сократилось сельскохозяйственное производство, усилилась технологическая зависимость, возросла безработица (полностью и частично безработные составили почти половину всего трудоспособного населения), резко увеличилась эмиграция, расширилась социальная пропасть между зажиточной верхушкой и народом, на долю которого достается менее одной трети национального дохода, опасные размеры приняли инфляция, рост цен и т. д.{127}
В основе этих негативных явлений, как отметил XVIII съезд МКЛ, лежит тот факт, что в 50–60-х годах началось развитие местных паразитических монополистических групп, внедрение транснациональных монополий, а «в начале 70-х годов страна вступила на путь формирования государственно-монополистического капитализма. На этом этапе монополии установили свое полное господство во всех сферах экономики, монополистическая буржуазия срослась с государством с целью спасения капитализма и сохранения своих монополистических прибылей»{128}
.Все это не могло не вызвать обострения социальных антагонизмов. Хотя в Мексике и не наблюдалось общего революционного подъема, классовая борьба и особенно выступления пролетариата приобрели активные и массовые формы. Возросло политическое влияние коммунистической партии и ряда других леводемократических организаций. В целом, однако, как подчеркнул XVIII съезд МКП, «массовое движение еще не соответствует тем требованиям, которые стоят перед всеми трудящимися в борьбе за защиту своих интересов»{129}
.В значительной степени это объясняется соглашательской линией профсоюзной бюрократии, реформистской политикой государства, которое выступает перед массами в тоге защитника и гаранта их интересов от бесконтрольной эксплуатации предпринимателей и международных монополий.
В Мексике существует целая сеть профсоюзных центров отдыха, спортивных лагерей, различных курсов, школ, что, бесспорно, привлекает трудящихся, укрепляет иллюзии относительно «заботы» со стороны государства. Преодолеть сложившийся стереотип массового мышления и поведения крайне трудно. И тем не менее в 60–70-х годах произошел явный сдвиг влево.
Начиная со всеобщей стачки рабочих-железнодорожников 1958 г. в жизнь Мексики прочно вошла забастовка как активная форма пролетарской борьбы. Запутанная система регулирования забастовок и принудительного арбитража, естественно, крайне затрудняет организацию стачек. Более того, некоторые реальные забастовки формально объявляются «несуществующими», что освобождает предпринимателей от переговоров с рабочими, действия которых объявляются незаконными. В таких условиях широкий размах приобрела такая форма классовой борьбы, как заключение коллективных договоров, движение за демократические права профсоюзов.