Лаций. Мир ноэмов

Это зрелище не осталось незамеченным. Другие жуки прекратили сражаться с пауком и атаковали Вергилия. Плавтине некогда было колебаться. Она понеслась вперед со всех ног и, не останавливаясь, сжала сверчка в бешеном, смертоносном объятии. Скоро в руках у нее осталась лишь горстка пыли.

Снова наступила тишина, только потрескивали металлические переломанные суставы умирающих автоматов. Плавтина отдышалась и оглянулась назад. Ни один эргат не шевелился.

Последний паук погиб под натиском противника, конечности ему выдрали, голову размозжили панцирями. Повсюду валялись обломки железа, выпачканные в жидкости, и полубиологические органы, как на поле боя после самой страшной резни, которую она когда-либо видела.

И Вергилий – бедное создание… Плавтина не успела. Его панцирь проломили в трех или четырех местах, челюсти превратили в кашу, и из них толчками выливалась светлая сукровица. Правый глаз ему вырвали, и в зияющую дыру было видно скопление процессоров и следы желеобразных нервных окончаний. Она подошла к нему, опустилась на колени. И снова, склонившись над маленьким сломанным автоматом, Плавтина спросила себя, чем же она сама от него отличается. Соотношением металла и плоти? Но ведь это никогда не считалось чем-то существенным. Вергилий был почти живым. Она положила ладонь на его запачканный панцирь и всхлипнула, не удержавшись. От этого прикосновения автомат задрожал. Его задняя лапа, почти невредимая, дернулась в последней судороге.

Плавтина не вытерпела, потянулась к нему разумом, пытаясь понять, осталась ли в нем еще хоть кроха сознания. И нашла ее, как следует спрятанную в глубине нервной системы, в маленьких полураздавленных ганглиях: тонкий ручеек чувствительности, ментальной активности. Всего лишь легкая, еле различимая тень прежних эмоций. Эта тень боялась, не хотела умирать – не сейчас, и по возможности, никогда, настолько желанной была жизнь сама по себе.

Но в то же время за страшной, невыносимой пульсирующей болью Плавтина ощутила удовлетворение от выполненного приказа. Вергилий не был простым автоматом. Он страдал от каждой раны, нанесенной ему в последнем бою. И внезапно Плавтина испытала жгучую ненависть к создавшему ее Разуму, той, другой Плавтине, бесчеловечному Кораблю, давшему такому скромному сознанию отравленный дар чувствительности и желания выжить. Наложившему на него бесполезное проклятие смертных.

– Лучше бы ты оставался просто автоматом, – вздохнула она, говоря скорее сама с собой, чем с Вергилием.

Плавтина просочилась в нервную систему маленького эргата и принялась искать наощупь базовую сущность, черту, принадлежащую только Вергилию. Ей хотелось удержать хотя бы на секунду то, что соскальзывало в бездну. Души не существовало. Люди умирали и обращались в прах, из которого их на мгновение вытянула физико-химическая сила, зародившаяся, когда Земля была лишь шаром, слепленным из грязи. Автоматы же существовали скорее как технические механизмы, больше вычислительные, чем телесные, больше метафизические, чем живые. Для них каждая смерть была скандалом, абсурдом, зияющей брешью в миропорядке.

Она нашла, что искала, и забрала это в себя, позволила крохе чужого сознания раствориться в ней, слегка ее меняя, восполнив за ее счет немного энергии. И в этой скромной искорке оказалось больше достоинства, храбрости и самопожертвования, чем во всех фолиантах болтливых стоиков. Вергилий перестал двигаться. Она украдкой вытерла слезы, в последний раз провела ладонью по сломанному панцирю и встала.

Корабль сотрясся от нового взрыва. За спиной Плавтины обрушился кусок потолка со страшным лязгом изломанного железа. Она поспешила к ближайшей эвакуационной капсуле.

* * *

Расчищайте обратный путь! Шевелитесь, во имя Числа!

Мысль Отона вывела Фотиду из ступора. Она встряхнулась, начала раздавать приказы на горловом греческом своего народа, и ее текхникокуоны ринулись во все стороны.

Огромные люки пооткрывались по бортам Корабля, пропуская сплоченную стаю безымянных убийц. Они походили на своих родственников – тех, с которыми сражался Эврибиад. Но они были чуть больше размером, лучше защищены, и вдобавок их было больше. Как и их другие дроны, они были наделены групповым разумом, словно косяк рыб. Все вместе они обладали немалой мощностью обработки данных и децентрализованной системой принятия решений.

Каждый дрон выпустил раскаленный хвост пропульсивного газа, и в темноте заблестели тысячи булавочных головок. Минуту спустя стайка перестроилась для атаки в широкий треугольник, похожий на наконечник стрелы.

Вражеский рой заметил их и слетелся в полумесяц. Его задачей было окружить дронов Фотиды и задержать их продвижение. Серьезная ошибка – ведь тем был отдан приказ не приближаться к Плавтине, а вместо этого уничтожить как можно больше врагов, освобождая дорогу для кибернета.

* * *