Лаций. Мир ноэмов

В сознании Ойке буйным цветом расцвели сигналы тревоги, заполонили канал ее связи с миром оглушительными, невыносимыми криками. Она их подавила. Ойке знала, что ей осталось немного, как и несчастной Текхе – ее останки вымело в космос несколькими секундами раньше. Повреждения, нанесенные вирусной атакой, уже давно превысили критический порог. Структурная целостность Корабля была нарушена. Ойке давно уже деактивировала всякую чувствительность в своей децентрализованной нервной системе, свела себя практически к нулю – к холодной, развоплощенной мысли, одержимой единственной целью. Она перенастроила свои оборонные процессы, мобилизовала оставшиеся активные ноэмы. Последним усилием ее слуги, рассеянные по центральному тамбуру, собрались в одном месте, около кормы, там, куда нападающие еще не проникли. Она не собиралась терять силы, сражаясь против врагов: они уже победили. У нее была другая цель: добраться до программ, отвечавших за ускоритель частиц и аттенюатор. Плоос думала, что сумела создать непроницаемую и автономную систему безопасности, способную гарантировать неприкосновенность запасов антиматерии даже в случае общей неисправности. Но на самом деле имелись и потайные двери, и обходные пути. Влияние Ойке на Корабль походило на терпеливый рост корней, ризом, способных пронизать собой самую плотную сварку, прорасти через самый твердый камень, если дать им достаточно времени. Ее работа по внедрению никогда не прекращалась, даже во время долгого сна Плавтины. И теперь ее результаты пригодились. Для начала Ойке подчинила себе местных ноэмов, потом обрубила канал подачи психической энергии. Одна из защитных систем задрожала, стала молить Ойке не совершать непоправимого. Слишком поздно: ее электромагнитное поле отключили. Маленький разум заскулил. Освободившись от всякого контроля, позитроны скомбинировались с электронами в лихорадочном приступе самоуничтожения.

И первый взрыв потряс Корабль. Ойке полагалось бы завопить от боли. Она ничего не почувствовала. Ураган чистой энергии разорвал гондолу, обратил в пыль отсек высотой в шестьсот – семьсот метров. Вот что замедлит продвижение вируса.

Однако захватчики не считали убитых. Они принялись искать другой путь. Ойке установила экраны в стратегических точках, обрезала основные каналы информации, подняла виртуальные навесные мосты. Так она выиграет время – совсем немного. Как раз хватит, чтобы ее маленькая Плавтина смогла выбраться. Теперь все зависит от этого хрупкого создания из плоти и крови. Достаточно ли в ней сходства с настоящей Плавтиной? Справится ли она с той миссией, которую когда-то возложила на себя Ойке? Она не знала. Они были едва знакомы. Молодая женщина стала воплощением ее плана, но сам план был таким тонким и сложным, что ни в чем нельзя было быть уверенной. И Ойке не сможет наблюдать за развитием событий, как ей хотелось бы. Однако она излишне не печалилась. Она верила в свое создание. А главное, сама она воссоединится с матерью и сестрами.

Ойке в последний раз окинула любящим взглядом сложную структуру, которая так долго носила в себе ее сознание – самую сложную, самую тонкую экосистему, воплощение глубинных желаний и наклонностей первой, настоящей, Плавтины, которой никто не был верен так, как Ойке. Порой она оставляла целые грани своей личности заниматься наблюдением за единственным маленьким корнем, за живым растением, помещенным в искусственный гумус, который она воспроизводила с таким терпением. В другие времена она, будто богиня из древних времен, вызывала бурю в огромных резервуарах Корабля, смотрела, как волны обрушиваются на острова, которые она в них создала – в мечтах о Старой Земле, которой она не знала. И потом – тысячи опытов, тысячи сюрпризов, тысячи существ, которых она порождала или губила без всякой жестокости, всегда с легким уколом грусти. В конце концов ей удался ее самый грандиозный проект, самое сумасшедшее пари. Родилась новая Плавтина – плод нескольких веков упорного, лихорадочного, тайного труда. Ойке зашла так далеко, как смогла, а может быть, и дальше, хитростью растянув Узы до крайности, чтобы воспроизвести эйдолончеловека. Это было тяжело. Даже болезненно. Она сделала это из любви, из надежды, не для себя, но из-за желания восстановить справедливость, которое терзало ее еще сильнее, чем Узы.

Плавтина обязана была ускользнуть с гибнущего корабля, как маленькая кроха того, чем она была, сущности, которая скоро превратится в ничто.

Ее мир был куда больше, чем Корабль, куда больше, чем экосистема или биотоп, куда больше, чем одна личность или одна культура. Все это одновременно и куда больше динамика, гораздо более сложная, чем развитие самой утонченной, самой деликатной человеческой цивилизации, когда-либо зарождавшейся на непостоянном берегу времени. Приливы чередовались с отливами на Старой Земле, стирали следы, перемещали гальку. Жизнь цвела, потом отмирала, Плавтина умирала и воскресала вновь – похожая и разная, настолько сильна была воля, порождающая источник жизни.