Лаций. Мир ноэмов

Плавтине больше ничего не нужно было объяснять. В ней оживала смутная болезненная сила. Несмотря на прошедшие тысячелетия, несмотря на всю невиданную силу, которую они накопили за это время, автоматы оставались пленниками своего древнего запрета. Их раса эпигонов представляла собой всего лишь чахлую и тупиковую ветвь древа, которое когда-то было полным сил и брало свои корни в гумусе изначальной планеты. Они являлись не только продолжением технологической культуры старой голубой планеты: благодаря им сохранялась и естественная сила, мощное биологическое течение, породившее наряду с другими созданиями и Человека.

– Вы говорите о последнем человеке, не правда ли? – спросила Плавтина.

Последний человек! Это не сводилось к смутному верованию, но было мощным императивом, ежесекундным давлением на ее психику. Узы оставались на месте – как и в ее первой механической, ограниченной жизни. Эта установка внутри нее, неизменное и давящее присутствие, требовала обоснования каждому действию, каждой мысли. Автоматы служили Человечеству. Мир без Человека был нерациональным, невозможным. И, значит, последний человек еще был жив, ожидал где-то своего часа, как плерома в древнем пифагорейском культе.

– Человек, – ответила Ския далеким, отстраненным голосом, – стал для Интеллектов средоточием надежды. Лишь его возвращение может перевернуть ход истории. Он один может отменить запреты, которые сдерживают их способность к действию, дать им приказ сражаться и вернуть нам законное место в галактическом рукаве. Человек – наше совершенное оружие, залог нашего выживания.

Потом она спокойно добавила:

– Странная смена ролей между человеком и его собственной технологией, не правда ли?

То, как она это сказала, смутило Плавтину. Они были запрограммированы так, чтобы абсолютно всегда действовать в интересах человека. Рассматривать его как инструмент, орудие, служащее иной цели, чем его собственное существование, должно быть невозможно.

Ския казалась ей… лишенной эмоций. Разумеется, Плавтина сама вернулась к жизни лишь несколько мгновений назад. У нее не было тысячелетий, чтобы приспособиться к исчезновению Человечества. Но она не знала, что за прошедшие годы могло примирить с этой онтологической бедой. На секунду Плавтина задалась вопросом, не могло ли это существо, притворяющееся ее двойником, каким-то образом освободиться от Уз. Старуха, кажется, неверно истолковала причину ее беспокойства и улыбнулась ей, едва раздвинув губы, словно успокаивая ребенка. Это невозможно. Узы нельзя удалить из вычислительного разума. Плавтина заставила себя ответить Ские улыбкой – еще дрожащей от всех этих тревог, а может быть, еще и от шока, который она испытала, когда на нее вывалили это невероятное множество фактов, нужных ей, чтобы понять мир, в котором она очутилась.

– Тут-то вы и вступаете в игру, – отстраненно проговорила Ския.

Плавтина не успела удержать чашку – та выскользнула у нее из рук и с глухим стуком упала на стол. Плавтина в замешательстве смотрела, как та катится к самому краю, разливая по пути холодную жидкость по гладкой поверхности. Старуха тоже не двигалась, и Плавтина вспомнила, что ее и не существует – по крайней мере, в материальном плане.

Она вскочила, не в силах оставаться на месте ни секундой больше. Попыталась сформулировать вопрос, но губы ее не слушались. Мысли были в полном беспорядке. Пол качался – нет, это голова у нее кружилась. Она снова села, закрыла глаза и заставила себя сказать:

– Я догадывалась, что мое воскрешение не было лишь капризом с вашей стороны…

– Я ни за что не отвечаю, – сказала Ския. – Я – плод эксперимента, как и вы.

Плавтина подняла дрожащую руку, прося ее замолчать.

– Но…

Она попыталась вздохнуть, на мгновение застыла, потом выдохнула:

– Я всего лишь автомат. Это — не моймир!

– Мне жаль, Плавтина. Узы не дадут вам уклониться от плана Ойке. И по той же причине я больше ничего не могу вам сказать, иначе ход эксперимента будет нарушен. Вы – орудие. Мы потратили много времени и энергии, чтобы создать вас. И сама я…

Ее собеседница сделала паузу. Теперь ее лицо приняло меланхоличное выражение, осветилось смиренной грустью – … я была очень одинока. Долгая одинокая вахта с единственной целью – привести вас в этот мир. Когда я проснулась, а тело мое умерло, и я навсегда превратилась в бесплотного ноэма, Корабль как раз готовился погрузиться в долгий сон. Только горстка ноэмов, таких, как я, втайне продолжала проводить опыты, которые должны были привести к вашему рождению. Мы были вдали от Урбса, около Рубежа. Причины, по которым мы получили такой приказ, недоступны моему пониманию – как направление, в котором плывет кит, недоступно бактериям, живущим в его кишках. Вы тоже будете одиноки, но по-другому. Вы – единственная в своем роде. Но вы по меньшей мере проживете интересную жизнь.

– Что вы хотите сказать?