Лауреаты Ленинского комсомола

Ракеты сигналят о посадке самолетов. Вспыхивают прожекторы, вырывая из темноты посадочную полосу. Грохочут моторы садящихся самолетов.

В темноте, в высоте появляются сигнальные огоньки садящихся самолетов.

Из первого «мессера» вылезает измученный генерал, командующий истребительной эскадрой. Его встречает комендант.

Генерал. Плохо… Ни один не прорвался. Такие потери… Русские будто заранее знали о каждом нашем шаге, о каждом маневре…

Из кабины «мессера» с головой викинга в двурогом шлеме, нарисованном на носу, насвистывая, вылезает Счастливчик Эрих. Снимает перчатки, подходит к генералу и коменданту.

Арвайлер. Потери?

Счастливчик Эрих. Многим влепили на орехи! Гибнут слабые…

Арвайлер. А вам, как всегда, повезло?

Счастливчик Эрих. Конечно. Большевики явно в сговоре с моей страховой компанией. Я двух в землю вогнал. Один русский на таран, подлец, шел!

Генерал. Двух, Эрих, двух!

К Эриху подбегает моторист, что-то говорит ему на ухо.

Счастливчик Эрих. Господа! Господа! Прошу внимания! Счастливчик Эрих установил новый рекорд — в моей машине семьдесят три пробоины.

Из приземлившегося «хейнкеля» санитары выносят носилки. На них — прикрытый шинелью человек.

Командир экипажа. Голыми руками схватил, выбросил из самолета русский термитный снаряд. Спас весь экипаж, спас самолет этот стрелок… Заслуживает креста, экселенц!

Генерал открывает лицо стрелка. Это Альфред. Наскоро перевязаны руки. Он без сознания. Альфреда проносят.

Генерал. Вот герой, которым могут гордиться фюрер и Германия!

Арвайлер. Какие жертвы, боже мой!

Эрих (смеется). Ком а ля герр!.. Скажите лучше, герр оберст, где я буду сегодня спать? Я заслуживаю коньяку, ванны и мягкой постели. И чтобы какая-нибудь «блицмедель» сказала герою «спокойной ночи!».

Арвайлер. Не беспокойтесь, ваша комната готова. Вы будете спать, как в отеле, наши мальчики так и назвали это место — отель «Адлон».

Завывают сирены. Гаснут прожекторы и фонари. Немцы спешат к автомашинам.

Счастливчик Эрих. Готовьтесь к ответному визиту, герр оберст!

В баре бушует Счастливчик Эрих. Он обходит сидящих с бутылкой шампанского в руках.

Эрих. Пейте! Пейте, будьте мужчинами!.. Погибают только слабые! Выживут сильные крылатые викинги. (Встав в позу, декламирует Ницше,) «Твердое сердце вложил Вотан в мою грудь», — говорится в древней скандинавской саге; в ней сказалась душа гордых викингов. Такие люди гордятся именно тем, что они не созданы для сострадания. Герой саги предостерегает: у кого смолоду сердце нетвердо, у того оно не будет твердым никогда.

С ним чокаются пилоты. Все пьяны. Кто-то садится за рояль. Звуки джазированного «Стеньки Разина».

Музыку заглушает говор. Только и слышится: «Варшава», «Антверпен», «Дувр», «харрикейны», «спитфайеры». Потом кто-то произносит «Москва» — и все смолкают, трезвеют озабоченные лица.

Эрих. Шампанского!.. Эй, кто там? Шампанского!

В густом парке вокруг «ночного санатория» темно, зловеще гудит ветер. От ствола к стволу перебегает смутная тень. Вот он подходит к человеку в кожанке, стоящему у толстого дуба.

Связной. «Батя»! Комиссар докладывает — дом окружен.

К дому подъезжает мотоцикл. Это фельджандарм. Луч фары вырывает на секунду из тьмы лицо «Бати», суровое, волевое. Тот отшатывается, смотрит на часы, поднимает ракетницу.

На темной лестнице, у входа в кухню, Наталка и фельджандарм. В темноте горит намазанная фосфором бляха фельджандарма.

Фельджандарм(он пьян). Слушай, крошка! Если девчонка один раз сказала «да»… Или ты только с кавалерами Рыцарского креста любезна? Я все знаю…

Наталка вырывается из его рук.

Фельджандарм(ловит ее). Мотоцикл у черного хода… Не хуже, чем он, прокачу…

Эрих(выходя на лестницу). Шампанского!

В переплете окна на лестнице вдруг видна загоревшаяся ракета. Со звоном вылетает стекло.

Фельджандарм. Что, что?

Бешеный взрыв стрельбы. Гаснет свет.

Спит генерал. На стуле генеральский мундир. Генерал просыпается от взрыва. Выхватывает из-под подушки пистолет, бросается к телефону, падает, прошитый пулеметной очередью, изрешетившей маскировочную штору.

По коридору в темноте мечутся полуодетые, босые летчики. Кто-то стреляет в воздух. Истошный крик: «Партизаны!.. «Батя»!..»

Пулеметная очередь крошит бутылки в баре. С ревом выбегают вон летчики, прыгают из окон, падают, сраженные партизанским огнем.

В зареве пожара мечутся над домами разбуженные ласточки.

Фельджандарм, уронив автомат, в панике ищет спасения, мечется на лестнице.

Из темноты показывается чья-то рука, держащая автомат за дуло. Она наносит фельджандарму удар, тот падает.

На лестнице, ведущей в кухню, лежит Наталка, прислушивается к стрельбе. Глаза ее открыты, нет страха, только безнадежное отчаяние.

Доносятся тихие шаги, голос.

Голос Яна Большого. Наталка! Панна Наталка!

Она удивленно приподнимается. К ней спешит Ян.

Ян. Я искал вас… Я знаю ход в подвал!