Лавка древностей. Том 1

Пока она гуляла, ддушка усплъ встать и одться. Кадлину, видно, на роду было написано возиться съ матеріальной стороной дла: въ то время, какъ товарищу его собравшіеся во двор ротози — они отождествляли его съ Полишинелемъ, который говорилъ его устами и любили его не меньше самого героя — расточали комплименты, онъ собиралъ огарки, оставшиеся отъ представленія, и укладывалъ ихъ въ узелокъ съ бльемъ.

Вся компанія собралась къ завтраку.

— Куда-жъ вы сегодня намрены идти? спросилъ весельчакъ у Нелли.

— Право, я и сама не знаю, мы еще не ршили куда, отвчала она.

— А мы отправляемся на скачки. Если это вамъ по пути и вы не гнушаетесь нашимъ обществомъ, пойдемте вмст съ нами. Если же вы предпочитаете идти одни, вамъ стоитъ только сказать слово, и мы больше не станемъ вамъ надодать.

— Мы пойдемъ вмст съ вами, отозвался старикъ. — Нелли, мы идемъ съ ними, это ршено.

Подумавъ съ минуту, Нелли согласилась на томъ основаніи, что имъ скоро придется просить милостыню, а для этого надо выбирать такія мста, куда богатая публика стекается для забавы. Она поблагодарила за любезное предложеніе и, робко взглянувъ на Кадлина, сказала что если они ничего не имютъ противъ этого, она съ ддушкой пойдетъ съ ними до того города, гд будутъ скачки…

— Что-жъ мы можемъ противъ этого имть? удивился весельчакъ. — Слушай, Тимми! Будь хоть разъ въ жизни любезенъ, скажи, что и теб будетъ пріятно, если они пойдутъ съ нами. Я знаю, что ты самъ этого желаешь. Ну, скажи же, Тимми.

— Траттерсъ, ты слишкомъ много на себя берешь, отчеканилъ Кадлинъ.

Какъ истый философъ и мизантропъ, онъ говорилъ медленно, а лъ съ большой жадностью.

— Ну, чмъ они могутъ намъ помшать? настаивалъ товарищъ.

— Помшать они намъ не могутъ, отвчалъ Кадлинъ, — но вообще это дло не подходящее. Повторяю, ты слишкомъ много на себя берешь.

— Ну, говори просто, могутъ они съ нами идти или нтъ?

— Конечно, могутъ. Но, понастоящему, ихъ слдовало допустить въ нашу компанію лишь въ вид особеннаго одолженія.

Настоящая фамилія весельчака была Гаррисъ. Но надо полагать, о ней давно уже вс забыли: какъ-то незамтно она перешла въ мене благозвучное прозвище Троттерсъ[3], къ которому затмъ нашли необходимымъ прибавить еще прилагательное Шотъ[4],- вслдствіе того, что у него были очень короткія ноги. Но это полное прозвище употреблялось лишь въ рдкихъ случаяхъ, въ церемонномъ разговор. Обыкновенно же его звали или Шотъ, или Троттерсъ.

Какъ бы то ни было, Шотъ или Троттерсъ, — да благоволитъ читатель называть его тмъ именемъ, которое ему больше нравится, — старался обратить въ шутку непріятную выходку товарища, и, принимаясь съ большимъ аппетитомъ за холодное мясо, чай съ бутербродомъ, совтовалъ и другимъ послдовать его примру. Уговаривать Кадлина было лишнее, онъ и такъ уже черезчуръ нался и съ наслажденіемъ пилъ эль, чтобы осадить обильный завтракъ. Какъ настоящій мизантропъ, онъ не приглашалъ никого къ себ въ компанію,

Посл завтрака Кадлинъ потребовалъ счетъ. Включивъ въ общую сумму весь выпитый имъ эль — замашка, тоже свойственная мизантропамъ — онъ раздлилъ итогъ на дв равныя части: одну, за себя и товарища, уплатилъ самъ, другую — предоставилъ уплатить старику. Затмъ они собрали свои пожитки, простились съ хозяевами и пустились въ путь.

Вотъ тутъ-то и обнаружилось во всей сил фальшивое общественное положеніе Кадлина, такъ оскорблявшее его щепетильную душу. Еще наканун вечеромъ Полишинель обращался къ нему съ театральныхъ подмостковъ какъ къ своему хозяину и тмъ какъ бы давалъ знать публик, что Кадлинъ содержитъ его, Полишинеля, ради собственнаго удовольствія; теперь же Кадлинъ долженъ былъ, въ жару, по пыльной дорог, тащить на своихъ плечахъ храмъ Полишинеля, а самъ Полишинель уже не въ состояніи былъ оживлять его своей остроумной бесдой, своими милыми выходками, не могъ прогуливать свою дубинку по головамъ родственниковъ и знакомыхъ, ибо онъ безпомощно лежалъ въ ящик, свернутый въ комокъ съ закинутыми вокругъ шеи ногами и безъ малйшихъ признаковъ какого бы то ни было общественнаго таланта.

Кадлинъ кряхтлъ подъ тяжестью своей нощи. Онъ съ трудомъ передвигалъ ноги, часто останавливался, чтобы перевести духъ, и только изрдка перебрасывался словечкомъ съ товарищемъ. Шотъ шелъ впереди и несъ ящикъ съ маріонетками и узелокъ съ пожитками — весь ихъ багажъ; на плеч у него висла мдная труба. По одну же сторону шла Нелли, по другую — ддушка, а Кадлинъ съ театромъ заключалъ шествіе.