Старичокъ принялъ его очень ласково; о старушк и говорить нечего. Она стала еще больше благоволить къ нему, когда замтила, съ какимъ усердіемъ онъ обтиралъ ноги о половикъ, — такъ усердно, что у него пятки горли, прибавимъ мы. Его тотчасъ же повели въ комнаты и начали осматривать во всхъ подробностяхъ его костюмъ. И платьемъ, и вообще всмъ вншнимъ видомъ Кита остались очень довольны. Потомъ ему показали конюшню и его комнатку, которой онъ уже издали любовался; лошадка обошлась съ нимъ очень дружелюбно, а комнатка наверху оказалась очень чистенькой и удобной. Оттуда хозяинъ прошелъ съ нимъ въ садъ и сказалъ ему, что будетъ учить его садовымъ работамъ и всему, что отъ него требуется, и что, съ своей стороны, сдлаетъ все, что отъ него зависитъ, чтобы упрочить его счастье и благосостояніе, если Китъ постарается заслужить его расположеніе. Китъ поминутно кланялся и благодарилъ, — надо полагать, что шляпа его значительно пострадала въ это утро. По окончаніи всхъ этихъ церемоній, Китомъ завладла старушка-барыня. Она подозвала къ себ Барбару — такъ звали маленькую служанку — и велла напоить и накормить Кита: ужъ врно, молъ, онъ проголодался съ дороги. Китъ спустился вслдъ за Барбарой внизъ, въ кухоньку, такую чистенькую и хорошенькую, какой онъ еще и въ жизни не видывалъ, разв только подъ окномъ, въ игрушечной лавк. Все въ ней блестло, все было въ удивительномъ порядк. Въ этой-то волшебной кухоньк Китъ слъ за столъ, чистый, блый, какъ скатерть. Барбара поставила передъ нимъ мясо, хлбъ, пиво и т. п. На этотъ разъ онъ очень ловко справляется съ ножомъ и вилкой, потому что противъ него сидитъ эта незнакомая двушка и все смотритъ, врне, наблюдаетъ за нимъ.
Однако нельзя сказать, чтобы Барбара хоть чмъ нибудь была похожа на пугало; она безпрестанно краснетъ и не хуже самого Кита канфузится, не знаетъ, о чемъ заговорить. Сидятъ они молча; Китъ прислушивается къ тиканью часовъ, она чистить горохъ и пересыпаетъ его на блюдо. Вотъ онъ, невзначай, поднимаетъ глаза и съ любопытствомъ осматриваетъ кухоньку. На полк, рядомъ съ блюдами и тарелками, стоитъ крошечный рабочій ящичекъ; Барбаринъ молитвенникъ и Евангеліе лежатъ тутъ же. Около окна, на самомъ удобномъ мст, гд посвтле, прибито маленькое зеркало. На гвоздик, у двери, виситъ Барбарина шляпа. Налюбовавшись этими изящными предметами, Китъ переводитъ глаза на ихъ обладательницу и, въ ту самую минуту, когда онъ, глядя на ея вки, спрашиваетъ себя, въ простот сердечной, какого цвта должны быть у нея глаза, она какъ нарочно тоже взглядываетъ на него, и ихъ глаза, встртившись на мгновеніе, тотчасъ же опускаются внизъ. Китъ наклоняется надъ своей тарелкой, Барбара надъ своимъ горохомъ: оба страшно сконфужены, словно только что уличили другъ друга въ какомъ-то проступк.
XXIII
Ричардъ Сунвеллеръ возвращался домой съ попойки, устроенной Квильпомъ въ «Пустын», какъ онъ очень удачно назвалъ свою любимую бесдку, въ той степени опьяннія, когда человку кажется, что онъ представляетъ изъ себя кладезь премудрости, — съ чмъ окружающіе его никакъ согласиться не могутъ, — и онъ охотно пускается въ разсужденія съ самимъ собою. Словомъ сказать, Дикъ былъ совсмъ пьянъ. Идя по тротуару, онъ выдлывалъ ногами мыслети: то вдругъ останавливался и глядлъ вокругъ мутными глазами, то бросался впередъ и, сдлавъ нсколько нетвердыхъ шаговъ, снова подавался назадъ и говорилъ, говорилъ безъ умолку. Почему-то ему пришло въ голову, что Квильпъ совсмъ не такой человкъ, который можетъ внушать довріе, и что не слдовало открывать ему такой важной и щекотливой тайны. Эта угнетающая мысль въ конецъ разбередила ему голову: онъ бросилъ шапку наземь, застоналъ и началъ громко роптать на судьбу: онъ-де сирота горемычный, а бднаго сироту всякому легко обидть.
— Съ малыхъ лтъ брошенъ родителями на произволъ судьбы, попалъ въ когти проклятому карлику: что-жъ тутъ мудренаго, что и проговорился! Вотъ онъ, несчастный сирота, смотрите на него; вотъ онъ, закричалъ онъ, поводя сонными глазами.
— Если хотите, я буду вашимъ вторымъ отцомъ, кто-то произнесъ около него.
Дикъ зашатался во вс стороны, стараясь сохранить равновсіе, сталъ вглядываться по направленію, откуда шелъ голосъ, и увидлъ сквозь мглу, застилавшую ему глаза, дв слабо мерцавшія точки; по сосдству съ этими точками обрисовался носъ, ротъ, а затмъ глазамъ его представилось и туловище, и тогда-то онъ сообразилъ, что все это принадлежало никому иному, какъ его пріятелю Квильпу. Тотъ все время шелъ рядомъ съ нимъ, а онъ почему-то воображалъ, что опередилъ его версты на дв.
— Милостивый государь, вы совершили великій грхъ, вы насмялись надъ сиротой, торжественно произнесъ Дикъ.
— Я, я насмялся надъ сиротой! полноте. Я готовъ замнитъ вамъ отца.
— Ну, этому не бывать! Обойдусь и безъ васъ; поэтому прошу васъ, сударь, сію же минуту отойдите отъ меня, оставьте меня въ поко! слышите?
— Какой вы чудакъ! воскликнулъ Квильпъ.
— Уйдите прочь отсюда, говорилъ Дикъ; одной рукой онъ держался за столбъ, а другой длалъ знакъ карлику, чтобы онъ убирался.
Прочь отъ меня, обманщикъ, уходи!