Лавка красоты "Маргаритки"

Почему именно так? Мне захотелось воскресить воспоминание о маме, которая всегда верила, что я найду своё место в жизни. Такое, от которого душа будет петь, а сердце исполняться ликованием. Она положила много сил на моё образование, щедро дарила знания самых разных назначений, уверенно полагая, что я должна знать едва ли не всё, мало ли что мне пригодится в жизни и чем я захочу заняться помимо любви к смешиванию трав и кореньев. Маму звали Маргаритой, но папа чаще называл её ласково – Маргаритка. Хочется верить, что родители были бы довольны тем, что я, наконец-то, обрела то, о чём так мечтала.

Входную дверь распахнула настежь, впуская в дом свежий утренний воздух. После ночи он ещё не успел напитаться духотой, и суета города тоже обошла его стороной.

Дом спокойно вздохнул, смакуя свежесть утра и затаился в ожидании, как и я.

Постепенно улица стала оживать. Булочник, потирая сонные глаза и зевая во весь рот, нехотя отпёр лавку и спрятался за дубовой дверью. Лекарь явился едва ли не на три четверти часа позже. Сгорбленный старичок потирал затылок и вообще не понимал, для чего он поднялся в такую рань, ведь люд честной и не очень, особенно в Сером квартале, заболевает, обычно, после полудня, когда пригубит первую чарку медовухи или чего ещё более противного. Портниха же, дородная тётка с круглыми очками, линзы в которых больше напоминали огромные лупы, напротив, подходила к собственной лавке, едва не выводя замысловатые па. Медленно переставляя ноги, прикрытые слоями юбок, словно капуста, она обводила надменным взглядом и невзрачные дома, и просыпающиеся лавки, и сонных людей, что уже потянулись по делам вдоль по улице.

Никто даже не взглянул ни на оживший почти сад, ни на вывеску из плюща, призывно блестящую на солнце, ни на меня, напряжённо застывшую на пороге дома. А я ждала… С жадностью всматривалась в каждого, кто проходил мимо, или же заглядывал к булочнику, лекарю, или портнихе…

Напряжение всё нарастало и грозилось сожрать меня без остатка, но вдалеке часы пробили ровно двенадцать раз… Полдень… Почти семь часов пролетели так, будто их и не было, но что куда важнее, лавка красоты не приняла ни одного клиента. И судя по тому, что её появление даже не заметили на Малиновой улице, не примет никогда.

Ухожу. Сажусь в кресло и бездумно смотрю на едва поблёскивающие угли в камине. Дом молчит. Ему нечего сказать, он так же, как и я, расстроен.

Выходит, незнакомец был прав. А я ошиблась.

Сил нет даже на то, чтобы приготовить себе чаю. Желудок жалобно урчит, но и он затихает, устав от безразличия хозяйки.

Кажется, солнце за окном клонится к горизонту. Хотя… Какая разница? Пусть клонится, оно выполнило своё предназначение и имеет полное право на покой. До следующего утра.

Надо бы подняться. Снять вывеску и забыть этот день, а вкупе и глупые стремления, как страшный сон, но стоило мне только опереться руками на подлокотники кресла, как в дверь постучали. Тихо, почти неразличимо.

В первое мгновения думается, что это от расстройства. Почудилось. Но нет, звук повторяется, не слишком настойчиво, всё так же тихо, но спутать его с плодом собственной фантазии сложно.

Подскакиваю, наскоро оправляю подол сарафана и подбегаю к двери. Но останавливаюсь, пытаюсь улыбнуться так, чтобы не напугать первого клиента. А когда открываю, то вижу перед собой портниху. Вид у неё, должна сказать, весьма странный – будто она не в лавку красоты заглянула, а в логово какого-то чудовища. Впрочем, при первых же словах, становится понятно, отчего она такая испуганная и взъерошенная.

– Ты же ведьма, да? – глазки за очками-лупами бегают по убранству дома у меня за спиной. – Продай зелье, – останавливается, и уточняет, – любовное, – шепчет, а видя, как улыбка медленно сползает с моих губ, поспешно добавляет: – Я хорошо заплачу!

Пожалуй, от этого дня я ждала несколько другого…

– Я не ведьма, – бросаю устало и, уже закрывая дверь прямо перед любопытным носом женщины, заканчиваю: – Я фея, и зелья отнюдь не мой удел.

Портниха что-то шепчет, то ли ругательства, то ли проклятья, я же сползаю на пол и утыкаюсь лицом в сложенные ладони. Вот тебе и лавка красоты, вот и надежды на лучшее.

Никому не нужен ни крем, ни настойка, ни лосьон, всем подавай зелий. Любовных, или не любовных, но главное зелий. Что за люди?

Первый всхлип тихий, осторожный. Я будто примеряюсь к истерике, которая и без моего на то согласия всё равно ворвётся лавиной в умиротворённый вечер.

Но замираю, услышав хлопок и почувствовав горьковатый запах.

Незваный гость, чьего имени я так и не узнала, входит в комнату осторожно, и молчит. Я же сижу неподвижно, опасаясь хоть чем-то выдать себя. Куда проще притвориться истуканом, чем выслушивать издёвки на тему: а я тебя предупреждал.

Мужчина удивляет меня – он опускается рядом и всё так же молчит. И лишь когда я собираюсь с силами, чтобы посмотреть на его наглую физиономию, говорит вполне миролюбиво:

– Ааа… красиво у тебя тут вышло…

М-да, красноречие сегодня явно его покинуло, но рвущиеся колкости оставляю при себе, и молча соглашаюсь.