Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2

«Сети мостовых меж типично-колониальных домов, узкие аллеи с лужайками, старинные часовни, живописные причалы – рай для любителя старины!.. Я изучил дома, мельницу 1746 года, заглянул в исторический музей, музей китобойного промысла и тому подобное. Улочки такие самобытные, что исследую их по дюйму пешком»⁸³.

Пробыв там неделю с тридцать первого августа по шестое сентября, Лавкрафт помимо ходьбы по улочкам объехал окраины города Нантакет на велосипеде (которым не пользовался с малых лет): «До чего мне было задорно. Сразу в ярких красках вспомнил детство и уже хотел поспешить домой, иначе завтра просплю школу!»⁸⁴ Как он досадовал, что в консервативных городах вроде Провиденса взрослым велосипед не к лицу.

Скорее всего, в эту же пору он набросал небольшое описание Нантакета «Неизвестный город в океане», который зимой 1934 года появится в любительском журнале Perspective Review Честера П. Брэдли. Вышло не совсем в духе его обычных путевых заметок, зато письма за тот период содержат намного больше любопытных подробностей.

Лавкрафт возвращается в Провиденс, где кошачий полк Каппа Альфа Тау все так же не знает горя. В августе писатель даже сочинил им не то гимн, не то боевой марш, первый куплет которого звучит так (на остальные моей серьезности не хватит):

«Мы – банда Каппа Альфа Тау,
Мяукаем мы хоть куда,
Мяукнем за Баст и Сехмет.
Мы везде и всюду,
Друг друга в беде не оставим,
И никому нас не превзойти.
Мы – Каппа Альфа Тау!»⁸⁵

Однако на смену шутливости через какое-то время пришел траур: умер котенок Сэм Перкинс, которому не было и полугода (родился в июне 1934 года). Его нашли в кустах десятого сентября. Лавкрафт сразу же написал элегию «Кроха Сэм Перкинс»:

«В старинном саду сегодня
       Как будто сгустился мрак.
Кажется, будто здесь теперь
       Гнетет безмолвием тень.

Трава колышется, втайне скорбя,

       Не может облечь в слова печаль.
Она еще помнит,
       Как вчера ее приминали пушистые лапки».

Остальные коты, к счастью, были целы и невредимы: и председатель братства Питер Рэндалл, и зампредседателя Остерберг, и младший брат Сэма кроха Джонни Перкинс, и прочие. Да и общество старых усатых знакомых дома у коллег всегда было готово порадовать озорством: что матрона Симаэта, питомица Кларка Эштона Смита; что кошачья орда Р. Х. Барлоу, куда входили Дудлбаг, Большой, Мелкий, Кир и Дарий (само собой, персы), Альфред А. Кнопф и др.; белоснежный Кром, котик Дуэйна У. Раймела, и презабавный Нимрод, которого в начале 1935 года ни с того ни с сего обнаружил у себя на пороге Э. Хоффман Прайс. Нимрод голову терял при виде фасоли и сырого мяса, гонял всех собак в округе, зверски расправлялся с сусликами и дважды то пропадал, то объявлялся (на третий, в 1936 году, исчез с концами). Кошатников в кругу общения Лавкрафта было немало.

Перспективная молодежь в лице Р. Х. Барлоу и Роберта Блоха регулярно отвлекала Лавкрафта новыми сочинениями. Третьим был Дуэйн У. Раймел, просивший отклика на свое творчество чуть ли не с первого письма. Вначале Лавкрафт ознакомил его с классикой интеллектуальной мистики, поделившись книгами, которых в маленьком и захолустном Вашингтоне (не столице) было не найти. Еще он советовал не принимать фантастическую дешевую периодику за эталон:

«Нетрудно заметить, что бо́льшая часть этих опусов написана по избитым лекалам. Это бездушная, пресная выжимка, нацеленная на примитивного, неискушенного читателя, в которой персонажи шаблонны (отважный юноша, беспомощная красотка, безумный ученый и т. д. и т. п.), а „остросюжетность“ крайне натянута и нелепа. Ценностью и завершенностью отмечена лишь горстка работ»⁸⁶.