Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2

Вскоре после кончины Минитер поднялся спор насчет ее рукописей, в который втянули и Лавкрафта. Часть ее прозы, возможно, уничтожили жители Уилбрахема, которых она там якобы очернила. О судьбе тех произведений известно не так много: отдельные рукописи (в том числе объемную беллетристику) какое-то время хранил у себя Лавкрафт – как мне представляется, по просьбе Минитер. Сейчас они находятся в библиотеке Джона Хэя. Тогда же У. Пол Кук (он не бросал тщетных попыток вернуться в мир книгоиздания) хотел выпустить сборник в память о Минитер, составлять который выпало Лавкрафту. Год он собирал воспоминания, подробности, в ноябре 1934 года вместе с Куком побывал на встрече с широким кругом ее бостонских знакомых, однако сборник так и не увидел свет⁹⁵.

Где-то в июле Лавкрафт напишет для Californian Хаймана Брадофски эссе «Дома и обители По». Сам Брадофски (1906–2002) был посредственным писателем, однако в НАЛП он быстро снискал уважение за то, что в своем журнале выделял под статьи и художественную прозу очень много места. Впоследствии он неоднократно обращался к Лавкрафту за увесистым материалом, и в этот раз попросил для грядущего зимнего выпуска статью на две тысячи слов. Лавкрафт решил описать все известные места жительства Э. По в Америке, но в итоге вышло довольно сухое и сжатое перечисление.

А вот любительская статья «Чему место в стихах» – уже более достойная работа (возможно, сказалось его возвращение в критику). Изданная в Perspective Review весной 1935 года, она содержит новый взгляд Лавкрафта на предназначение поэзии и советует начинающим творцам подумать, где она начинается и заканчивается:

«Как было бы прекрасно, если бы всякий любитель рифмы и размера, отложив на минуту перо, задумался бы: я хочу выразить столь многое, но чему есть место в моих стихах? Мудрость веков гласит, что поэзия отличается характерной композицией, подчеркнутой ритмичностью и глубокой, отчетливой и без всего лишнего выразительностью, созданной через косвенные, метафорические, запоминающиеся образы. Так мудро ли при помощи ритма и размера что-то декламировать, доносить мораль, заниматься нравоучением?»

В Californian (в зимнем выпуске 1935 года) увидело свет и другое его эссе: «Некоторые заметки о межпланетной фантастике», которое наравне с «Кое-какими заметками о ничтожестве» предназначалось для одного из журналов Уильяма Л. Кроуфорда⁹⁶, где так и не появилось. В эссе слово в слово заимствованы отрывки из «Заметок о сочинении фантастической литературы», и завершается оно нелестными выводами о будущем научной фантастики – разве что фантасты изберут новый курс: «В этом переуплотненном жанре правят бал фальшь, условности, клише, ложные эмоции и инфантильная безрассудность. Примеров зрелых произведений – единицы. Многие от такого положения дел задаются вопросом, взойдет ли вообще на сухой, застойной почве подлинная литература?» Эту неприязнь явно обусловила фантастическая бульварщина, которую Лавкрафт периодически почитывал – но он не считал, что «концепциям межпланетных перемещений и существования других миров не место в литературе» (к ним просто нужен более серьезный и выдержанный подход). Как воздух, утверждал он, фантастике необходимы: «верный градус необычного, выразительные характеры персонажей, убедительный мир и сюжетные ходы, внимательность к важным подробностям и скрупулезное отношение к тому, чтобы…герои не были ходячим набором клише, а события – притянутой фальшью». Та еще задача для журнальных авторов. Выделяет он дарование Герберта Уэллса (Жюля Верна, которым зачитывался в детстве, Лавкрафт не причислял к серьезным фантастам) и ближе к концу – отвечающие его вкусам работы: «Последние и первые люди» Олафа Стэплдона, «Станцию X» Дж. Маклауда Уинзора (1919, переиздавалась в июле, августе и сентябре 1926-го в Amazing Stories, где Лавкрафт ее и прочел), «Красный мозг» Дональда Уондри и «лучшее из Кларка Эштона Смита». Стэплдона, как мы вскоре увидим, он не читал – только слышал отзывы.

Судить о влиянии эссе трудно, поскольку оно не вышло ни в фантастических, ни в мистических журналах и, как результат, долго добиралось до целевого читателя. Жанр научной фантастики начнет творчески крепнуть с 1939 года, когда редакторское кресло в Astounding займет Джон У. Кэмпбелл, однако слабо верится, что Лавкрафт повлиял на классиков эпохи вроде Айзека Азимова, Роберта А. Хайнлайна, А. Э. Ван Вогта. В своей же дальнейшей космофантастике он держался принципов из эссе.