Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2

Кроме издания чужих произведений, Лавкрафт с Барлоу сочиняли свои. С ними случился новый приступ озорства, в котором они породили «Крушение вселенных» – довольно едкую хохму всего на пятьсот слов (в отличие от «Боя, завершившего столетие» ее разошлют людям только после смерти Лавкрафта). Замысел был прост: пишешь один абзац и передаешь эстафету. Тем не менее от Лавкрафта в рассказе всего несколько строк, а бо́льшая часть (с самыми смешными шутками) принадлежит его юному коллеге.

Бесспорно, «Крушение вселенных» весьма остроумно поддевает жанр космооперы, продвинутый в массы Эдмондом Гамильтоном, Э. Э. «Доком» Смитом. Не мешает и отсутствие концовки: такой абсурдный сюжет все равно не может завершиться логично. Вот написанное Лавкрафтом начало:

«Дем Бор не отрывал всех трех пар глаз от окуляров космоскопа. Его носовые отростки порыжели от ужаса, усики затрепетали.

– Тревога! – закричал он связисту за спиной. – Эфир мутится! Это флот с той стороны пространственно-временного континуума! Феноменально. Сообщите Внутригалактической торговой палате: на нас напали! Скорее, при такой скорости врагу до нас всего шесть веков! Пусть Хак Ни готовится к обороне!»¹³

Дальше при выводе флота в открытый космос Хак Ни слышит звук «как от ржавой швейной машинки, только куда страшнее» (явно фраза Барлоу). Могла выйти презабавная сатира, но увы; Барлоу наверняка вновь переключился, и Лавкрафта за собой увлек. Этот незавершенный отрывок он напечатает во втором номере Leaves (1938).

Словом, Барлоу сочинял и занимался печатью – но его главная заслуга была в другом. К середине июля Дерлет так и не отозвался на «За гранью времен», а между тем на рукопись уже образовалась очередь из Роберта Блоха и собственно Барлоу. Лавкрафт попросил выслать ее во Флориду, но и Барлоу, по-видимому, с ней затянул. В начале августа писатель сетует: «Дело наверняка усугубляет и дурной почерк, но основная беда явно в сюжете. Увлекательной истории можно простить многое»¹⁴. Ясно видны самокопание и творческая апатия, почти отчаяние, но очень скоро он воспрянет духом: на деле Барлоу тайно перепечатал повесть.

Этот великодушный сюрприз потряс Лавкрафта до глубины души. Видимо, раньше просьба Барлоу переписать пятьдесят восьмую страницу (явно из-за почерка) его не насторожила. Считалось, из рукописи уцелела лишь она (с пометкой «переписано 15 авг. 1935»), но сравнительно недавно подлинник нашелся целиком. «Перепечатано точно¹⁵, – хвалил Лавкрафт, однако затем признает: – Увы, в тексте Барлоу много ошибок, сильно искажающих мой стиль (повесть я помню весьма точно, поскольку вносил правки в рукопись»¹⁶. Также Барлоу не переписал экземпляров под копирку (Лавкрафт обычно делал два). Машинописный вариант он разослал привычному кругу читателей.

Во Флориде тем временем был рай – в том числе благодаря погоде. Слишком сильно не пекло́ (жарче восьмидесяти восьми градусов по Фаренгейту было только на севере и северо-востоке штата), а ниже восьмидесяти градусов температура вообще не опускалась. У Лавкрафта не было упадка сил и хандры, как при северных зимних холодах: «Сам не верю, насколько я бодр!»¹⁷ – восторгался он в начале августа.

Родители Барлоу вновь призывали его остаться подольше, пусть даже на зиму или вообще навсегда (поселиться в хижине Роберта, полагаю), но напрасно: Лавкрафт оценил великодушие, но его тяготила долгая разлука со своими книгами и журналами.

Домой он выехал восемнадцатого августа. Барлоу с родителями проводили его до Дейтон-бич, где сами остановились на две недели, и оттуда он уехал в Сент-Огастин – городская старина была как бальзам на душу после трех месяцев в обычном современном деревенском доме. Двадцатого августа, в день его сорокапятилетия, к нему нагрянул Барлоу. Лавкрафт показал ему город, включая недавнюю находку на окраине – индейский курган с нетронутыми скелетами¹⁸. Двадцать шестого Лавкрафт был в Чарльстоне, тридцатого на день остановился в Ричмонде, тридцать первое число застало его в Вашингтоне, первое сентября – в Филадельфии, второго он был в Нью-Йорке, где остановился у братьев Уондри в квартире над старейшим городским баром Julius’s на Западной 10-й улице, 155. Домой Лавкрафт добрался четырнадцатого сентября.