Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2

Говард Филлипс Лавкрафт уйдет из жизни ранним утром пятнадцатого марта 1937 года. Смерть констатируют в 7:15. Вечером Энни ответит Барлоу⁸³:

УТРОМ ГОВАРДА НЕ СТАЛО УЖЕ НЕ ПОМОЧЬ БЛАГОДАРЮ.

Глава 26. Не Предан Праху и Забвению (1937–2010)

Вечером пятнадцатого марта Providence Evening Bulletin выпустит кишащий всевозможными ошибками некролог, в котором упомянет о «больничных заметках» Лавкрафта, которые он «вел, пока мог еще держать карандаш». Пресса быстро ухватится за этот факт, и через день некролог переиздадут в «Нью-Йорк таймс» под заголовком «Писатель запечатлел смерть от рокового недуга». Именно оттуда лучший друг Лавкрафта Фрэнк Лонг узнает о его смерти.

Прощание состоялось восемнадцатого марта в «похоронном доме сыновей Хораса Б. Ноулза» на 187 по Бенефит-стрит. Друзей и близких была горстка: Энни, супруги Бробст и подруга Энни Эдна Льюис. Те же присутствовали на похоронах (на кладбище Суон-Поинт) вместе с Эдвардом Х. Коулом и женой, а также троюродная сестра Лавкрафта Этель Филлипс Морриш. Планировали быть и супруги Эдди, но опоздали. Его имя выбьют на памятнике на участке Филлипсов под именами отца и матери: «их сын / ГОВАРД Ф. ЛАВКРАФТ / 1890–1937». Отдельные надгробия они с матерью получат лишь через четыре года.

Известия разойдутся быстрее, чем после смерти Роберта И. Говарда, но кого-то из друзей достигнут не скоро. Так, семнадцатого марта Дональд Уондри написал Лавкрафту письмо со словами в конце: «Ну а как ваша зима? Съездили к Белнэпу, пустились в южное путешествие? Написали ли, пишете что-нибудь?»¹. Уондри же затем известит Августа Дерлета, а тот ответит, что прочитал письмо «на полпути в топи у Сок-Сити, где хотел посвятить день дневникам Генри Торо, однако вместо этого просидел у железнодорожной эстакады возле речки, соображая, как выпустить избранные сочинения Лавкрафта в книжной форме»².

Дерлет сообщил Кларку Эштону Смиту, но тот уже все знал от Генри Бробста. «Смерть Лавкрафта кажется кошмарным наваждением. В голове не укладывается… Я так не тосковал со дня смерти матери»³. А ведь, как мы помним, с Лавкрафтом оба не встречались ни разу за пятнадцать и одиннадцать лет переписки соответственно.

Миры фантастики и любительской журналистики были убиты горем. Соболезнований в Weird Tales пришло столько, что в выпуске за июнь 1937 года напечатали только первую партию. Предваряют их теплые слова от Фарсуорта Райта: «Мы уважали его как писателя и любили как человека – как утонченного, благородного джентльмена и доброго друга. Покойся с миром!» Что примечательно, в стороне не остались даже случайные люди вроде Роберта Леонарда Расселла, знакомого с Лавкрафтом лишь по творчеству: «Многие читатели Weird Tales как будто утратили дорогого приятеля – и я в их числе». Не молчали и близкие друзья: Хейзел Хилд, Роберт Блох, Кеннет Стерлинг, Кларк Эштон Смит, Генри Каттнер. Последний напишет: «Я чудовищно горюю по Лавкрафту… Казалось, он неразрывно связан с моей литературной жизнью». В августе 1937 года выскажется автор ровно двух писем Лавкрафту Роберт А. У. Лаундс: «…может, странно, но я словно потерял давнего любимого друга. Такие у меня чувства». В сентябрьском номере 1937 года Жак Бержье заключит: «Для меня с уходом Лавкрафта уходит и эпоха в истории американской художественной фантастики…»

Что же до самиздата, в апрельском Driftwind о Лавкрафте душещипательно напишет Уолтер Дж. Коутс. Лучше всех, пожалуй, ему отдаст дань Хайман Брадофски, посвятив летний номер Californian воспоминаниям о нем, его стихам и, раньше всех, крупным выдержкам из писем (к Рейнхарту Кляйнеру про самиздат, под заголовком «Почтой из Провиденса»), а также свой трогательный панегирик:

«Сегодня невозможно по достоинству оценить подлинное дарование Говарда Лавкрафта – человека безмерных сердца и ума. Лишь время и ход событий раскроют всю глубину его таланта и наследия.

Автор этих строк понес страшную утрату. Как больно на душе при мысли, что нам более не встретиться с ним в Бостоне. Однако покуда живы его работы, покуда теплится память о нем в сердцах друзей и знакомых, жив и сам Лавкрафт»⁴.

Эдвард Х. Коул возродит из двадцатитрехлетнего забвения свой журнал Olympian, чтобы издать чудеснейший весенний номер 1940 года с проникновенными воспоминаниями Эрнеста А. Эдкинса, Джеймса Ф. Мортона, У. Пола Кука, а также своими. Отрывок Кука был кратким черновиком его будущих (лучших о Лавкрафте) мемуаров «В память о Говарде Филлипсе Лавкрафте» (1941).