Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2

К слову, наверняка из-за этого сборника Уинфилд Таунли Скотт так и не выпустит своего в сотрудничестве с Э. П. Даттоном²⁴. На то же предприятие он уговаривал в 1942 году и Кнопфа, но тот не дал себя завербовать²⁵. К тому же неизвестно, стерпел бы Дерлет конкурентов? Спорный вопрос.

Двояким же 1945 год стал из-за критики. В 1944 году Эдмунд Уилсон в статье «Об ужасе в рассказах» разнесет в пух и прах всех «странных» фантастов, за исключением Генри Джеймса с его «Поворотом винта». Ясно, что Уилсон попросту пренебрегал жанровой литературой в целом и фантастикой в частности – хотя, по-моему, детективному жанру кое в чем от него досталось за дело. В его статье нет ни слова о вспыхнувшей звезде Лавкрафта – в чем публика ее и упрекнула. Ознакомившись с «Marginalia», «Лучшими рассказами о сверхъестественном» и «Г. Ф. Л.: мемуарами», Уилсон выскажется о нем в New Yorker от двадцать четвертого ноября 1945 года в статье «Удивительные и нелепые истории».

Название говорит само за себя.

«Как жаль, что эти труды не задевают ровным счетом ни одной душевной струны… оказалось, что эта халтура родом из Weird Tales и Amazing Stories, где, пожалуй, ей и было самое место.

Из ужасного в этих опусах лишь вкус и стиль. Никакой Лавкрафт не мастер пера – а то, что в его бесхитростном многословии обнаруживают отголоски По, говорит, увы, лишь о неискушенности современного читателя»²⁶.

И дальше в том же духе. Едва ли этот лживый пасквиль заслуживает детального критического разбора. Халтура наверняка приписана здесь Лавкрафту в пику, поскольку Уилсон не мог не отдать себе отчет, что в среде «странной» фантастики он один из немногих творил искренне и от чистого сердца. Что же до По, у Уилсона в голове не укладывалось, как Т. О. Мэбботт, хваливший Лавкрафта в «Marginalia», роднил их стили – ведь главный биограф По не иначе предвзят! Правда в том, что халтурна как раз-таки эта рецензия, полная ошибок в именах и сюжетах – они показывают, как невнимательно читал Уилсон. Однозначно, что лавры лучшего в США литературного критика тех лет – в целом, весьма заслуженные – ему стяжала не эта статья.

Любопытно, что к своему яду Уилсон то и дело против воли примешивает комплименты. Вначале он вторит Винсенту Старретту: «фигура Лавкрафта слегка любопытнее его творчества», отмечая его эрудированность и хваля «Сверхъестественный ужас в литературе», а письма затем находит весьма остроумными. Вывод следует такой:

«Тем не менее временами в сюжетах Лавкрафта и вправду отражены его более глубокие чувства и мысли. Своим научным воображением он напоминает раннего Уэллса, хотя и слабее. Рассказ „Цвет из иных миров“ в общих чертах предсказал последствия ядерного взрыва, а „За гранью времен“ вполне убедительно рисует столкновение эпох и господство над временем».

Совершенно ясно: сам Лавкрафт впечатлил Уилсона, а рассказы, возможно, взбудоражили даже сильнее, чем тому бы хотелось.

Что занимательно, своим суждениям о нем Уилсон позже найдет применение. Его пьеса «Голубой огонек» (1950) местами отчетливо отсылается к Лавкрафту. Как-то раз друг Уилсона Давид Чавчавадзе это подметил, а тот «встрепенулся и подал мне явно полюбившийся томик переписки Лавкрафта»²⁷ (по-видимому, это было после 1965 года, когда вышел в свет первый том «Избранных писем»). Увы, в печати мнения о Лавкрафте он не изменит.