Кто о чём, а Тони о жратве. Ну и что! Лучше уж о жратве, чем о временном коллапсе!
От страха снова скрутило живот, но мелькание ног неутомимого марафонца Веника впереди не давало времени на слабости и раздумья. Вперёд, вперёд, вперёд! Тони, шевели батонами!
Прошло полных три минуты, прежде чем тепловизор наконец перешёл на предельную громкость, а знаменитый бегун Каверин остановился.
– Ну что? – держась за бок и сгибаясь пополам, выдохнул я. – Как будем дальше искать? Видишь что-нибудь интересное?
– Не-а…
Зато кое-что интересное увидел я. Пол под ногами был розовым. Розовым, пористым и тягучим, как густая жвачка.
– Чё-о-о-орт… – пробормотал я, не шевелясь. – Вентяй… Давай без резких движений…
К счастью, он не стал озираться, восклицать и выплясывать на «жвачке» джигу. Не меняя позы, выключил тепловизор и во внезапной оглушающей тишине негромко спросил:
– В чём дело? Тот монстр из провала?
– Хуже. Хуже. Веник, мы по щиколотку застряли во времени.
– Оп-перный театр… – пробормотал он. – Яп-понский бог… И что делать?
– Я не знаю, – прошептал я, борясь с отвратительным ощущением дежавю. – Постарайся как минимум не дотрагиваться до этой розовой дряни руками…
Веник опустил глаза, разглядывая «жвачку». Потом заскользил взглядом вверх, проверяя, не расползлась ли она по стенам. И вдруг заорал:
– Я вижу его! Тоша! То-ха!
Я тоже взглянул туда, куда указывал друг. Чуть мерцая, к стене прилепился плотный, выпуклый, матово поблёскивающий лиловый кокон с хвостатой фигуркой внутри. А совсем рядом, хлюпая и пенясь густой серебряно-чёрной пеной, разверзалась временная дыра…
– Так, – крупно вздрогнув, прошептал Вениамин. – Что выбираешь – следить за этой фигнёй или вытаскивать Тошу?
– Следить, – севшим голосом ответил я, не отводя глаз от отороченной серебром черноты.
Веник, едва дыша, вытащил из рюкзака крепкие и огромные непроницаемые перчатки, достал какую-то палку…
– Запасливый ты, – пробормотал я.
– Ага…
И он принялся, аккуратно тыкая, прощупывать этой палкой кокон, в котором застрял Тоша. А я… Я подходил всё ближе. Что-то тянуло меня. Это было страшнее магнетизма, ведь магнетизм объяснить можно, а это притяжение хроноса – непостижимо, непреодолимо. Особенно для тех, кто уже касался самого сердца времени.
Я не устоял. Я позабыл о друге, о драконе, обо всём, что творилось вокруг.
Всё было точно как в тот раз – и вместе с тем в тысячу раз мощнее. Десятки впечатлений омывали меня, как плёнки мыльного пузыря, я плыл в серебряной воде воспоминаний, беспомощный, ослеплённый светом, и всё-таки видел в три стороны сразу: назад, перед собой и вперёд…
Всё было точно как в тот раз – колючая трава и ранка от бумаги, шероховатый асфальт и капли дождя на щеках. Но поверх неудержимо, ежесекундно слоились новые образы, куда свежее и ярче: тёплая драконья чешуя и глянцевая гладкость нового пропуска, шершавая Кушкина подстилка и ожог излучателя, душистая мякоть синабонов, горячая ладонь Веника…
А ещё – маленькие, хрупкие Катины пальцы в моей руке.
Вениамин вытащил Тошу, вытащил каким-то расчудесным чудом. Но я уже не помнил ничего, нырнув туда, где реальность становится почти эфемерной.
В фантазии.
В фантазии, которые могут сбыться.
Глава 29
Драконий резонанс
Страшное осталось позади.
Веник сидел в кухне и крошил в пыль плитку просроченного шоколада. Кусочки, которые не удавалось расколоть, он обмакивал в кофе, щедро сдобренный молоком, и нервно, не жуя, глотал.
Мы съели всё, что было в холодильнике. Доели вчерашний суп, прикончили галеты, всухомятку сжевали две упаковки чесночных хлебцев. На десерт пошли корки от каравая, уже несколько недель бесхозно сушившиеся в шкафу, – сдобренные паштетом, они ушли на ура. И вот теперь Веник поглощал шоколад из своей протухшей заначки, а я наливал чаю, чтобы к нему присоединиться.
Да, после временной петли жутко хочется есть – я помнил это ещё по прошлому разу…
Меня лихорадило. Было не по себе. Как тошнота, поднималась паника – оттого, что снова пришлось окунуться в тот зыбкий коридор с текущими стенами и рябящим полом. Конечно, мы выбрались на поверхность – но на этот раз коридор не кончился вместе с концом коллапса. Он тянулся, петлял, вибрировал – только уже не под ногами, а в моём сознании. Вместе с Веником и Тошей на руках коридор вывел нас обратно в город, но больше отпускать не хотел.
И – из-за этого кое-что изменилось.
Я уже говорил, что меня периодически «перескакивает» с одной стороны Полиса на другую. Но раньше это случалось только в момент резонанса или крупного сходства, а теперь время резонировало постоянно: гнойная ранка на рыжей чешуе Ракушонка оказывалась гнилым мандарином из детства. Запах Веникова шоколада и кофе с молоком отдавался ароматом, окутывавшим, стоило войти в мамин любимый магазин. Втоптанные в тротуар ягоды рябины казались пластмассовыми пульками, которыми мы на пустыре перестреливались с Ваньком…