Лавочка мадам Фуфур

Он серьёзно смотрел на меня, не пытаясь перебить. Выражением глаз, сошедшимися у переносицы бровями его лицо вдруг очень напомнило мне лицо доктора из лечебницы, но остановиться я уже не мог. Рассказывал без продыху, боясь, что пространство опять раздвоится и я потеряю контроль над мыслями. Закончил своей теорией резонансов – о том, что Полисы пересекаются в момент когда и там, и там происходит что-то подобное. И что теперь со мной это происходит почти постоянно. Когда я умолк, Веник кивнул:

– Я слышал об этом.

– Да ты при… прика… прикалываешься…

Происходило странное. Язык заплетался. Я перестал воспринимать Вениамина как привычного Веника. Я видел перед собой то ли Ваню, то ли кого-то ещё. Собирая остатки разума, цепляясь уже не чувством, а памятью за его образ в моём сознании, я бормотал:

– Веник, я схожу с ума. Сделай что-нибудь. Веник…

– Похоже, ты – живое доказательство теории мультипространства. Пространства синхронизируются, или резонируют, по-твоему, когда во всех них происходят похожие события…

– Мне это мало помогает, – простонал я. Двоение в глазах вернулось, к нему прибавилась головная боль и дребезг в черепе. Я сжал виски, уткнулся лбом в колени и сдавленно пробормотал: – Веник, дай мне что-нибудь от головы…

Друг побежал за аптечкой и десять секунд спустя протянул таблетку и стакан воды. Откашливаясь, я проглотил капсулу. Меня тотчас вырвало чем-то цветным и вязким. Это не было похоже на остатки еды. Веник в ужасе отшатнулся.

– Веник! – прохрипел я. – Веник!!

Больше никаких слов я связать не мог. Меня выворачивало наизнанку, трясло, бросало то по одну, то по другую сторону реальности. Друг исчез из поля зрения. Я согнулся пополам, пытаясь хоть как-то успокоиться. Так дурно мне не было ещё никогда.

Я раздваивался изнутри.

Где-то на окраине сознания Веник звал нашу дракониху. Ему удалось растолкать её, и она помчалась ко мне – снося хвостом стулья и подушки и тоненько всхлипывая. Обняла меня обеими лапами и прижала к мягкой, оранжево-жёлтой шерсти на брюхе. Я ощутил тепло, потом сильный жар. Глаза слепил концентрированный янтарный свет, в голове свистело… Я не сразу понял, что происходит.

…Постепенно шторм внутри начал слабеть. Я почувствовал, как Ракушка баюкает меня, укутывая особым теплом и светом – драконьим, целебным и для людей, бесспорно, волшебным.

Глава 30 Немой не мой дракон

Когда я пришёл в себя, Кушки рядом уже не было. Надо мной хлопотал Веник – предлагал воды, бутербродов, заставлял проглотить какие-то порошки. Я помотал головой. Перед глазами заплелось каруселью.

– Лежи-лежи, – испуганно попросил Вениамин, кладя подрагивающую ладонь мне на грудь и не давая подняться. – Ракушка тебя еле-еле успокоила…

Он квохтал надо мной, как наседка: укрыл пледом, принёс чаю, спрашивал, не надо ли врача. Но делал всё это с каким-то отсутствующим видом…

– Вень.

Он то ли не услышал, то ли проигнорировал.

– Вень.

– А?

– Где Ракушка?

– Там. С… с мелким.

Веник отвернулся и ушмыгнул к кухне. Я привстал на локте и огляделся, преодолевая дурноту. Ни Ракушки, ни Тоши видно не было. Подстилка пустовала – только смятые резиновые курицы и растерзанный медведозаяц.

– Веник! – позвал я. – Вень!..

Он подошёл всё с тем же отсутствующим лицом.

– Что случилось? Где драконы?

– Не кричи ты. На балконе, – в рифму ответил он и невесело, криво усмехнулся. – Антон, этот коллапс перемешал мозги не тебе одному. Ракушка отворачивается от драконыша.

Это было дико – смешение ласкового «драконыш» и жестокого «отворачивается».

– В смысле?..

Я вздрогнул: никогда не слышал в своём голосе такой растерянности.

– Тоша никак не может проснуться. Я позвал Ракушку. Она его как увидела – бросилась со всех крыльев, запищала… Подбежала… и вдруг остановилась как вкопанная. Понюхала его и отошла. И ни в какую даже притронуться к нему не хочет. А он всё спит – глубоко-глубоко. Я уж и в ухо дул, и пузо щекотал… Бесполезно.

– Ты спрашивал у неё, в чем дело? – севшим голосом уточнил я. Дурное предчувствие окутало меня холодно и плотно.

– Ты же знаешь, я не слишком силён в драконьем. Она что-то лепетала. Повторяла «немой, немой». Не знаю, что это. Тоша вроде попискивал во сне…

Я сглотнул поднявшуюся в горле горечь.

– Веник-Веник… Не «немой», а «не мой». Ракушка говорит, это не её дракончик…

Друг помог мне подняться. Пошатываясь и опираясь на его руку, я вышел на балкон. Кушка стояла у перил, уставившись вниз совершенно обречённым взглядом. Ветер трепал её гребень, роговой у основания и такой нежный и кружевной наверху. От холода чешуя потемнела и из оранжевой стала рыжевато-ржавой. Дракониха даже не повернулась на звук открывшейся двери.

– А где… он?..

– Вон, – тихо ответил Веник, указав в угол, где посапывал рыжий комочек.

– Мне кажется или он стал меньше?

Веник пригляделся и удивлённо кивнул:

– Точно.

Скажу честно, трансформация с уменьшением меня напрягла и испугала. Но… Вы можете назвать меня чёрствым инфантофобом, и всё же в тот момент гораздо важнее малыша для меня была мама-дракониха.

– Куш, – тихонько позвал я. – Куша…