Лавочка мадам Фуфур

Она обернулась на голос, увидела меня и оторвалась от перил. Косолапя, медленно подошла к нам.

– Кушенька… Хорошая моя…

Я никогда прежде не обнимал дракона. Это что-то твёрдое и тёплое, чуточку шершавое, грустное и безнадёжное, как волшебство, которому никогда не прижиться в мире людей.

Глава 31 Режим потока

Вагон монорельса привычно встряхивало. Я дремал, вытянув ноги в проход. Какой-то пассажир прошёл мимо и едва не запнулся о мои ботинки. Я вздрогнул и вынырнул из дрёмы. Вагон выскочил на открытый перегон. Снаружи хлынули речной ветер, фонарный свет и мысли о том, что же делать дальше.

«Тоша» уменьшался. Что с ним происходило – кто знает. Было ясно, что это не тот дракон, что был раньше. Это вообще был не дракон, а существо-клон, образовавшееся во временном коллапсе, – спасибо за знания специальной литературе, моему умению толково составлять поисковые запросы и Венькиным связям с эльфами-ветеринарами.

«Возможно, – прокомментировал это Вениамин, – твой клон тоже слоняется по ту сторону Полиса. И каждый день мельчает».

Я вежливо посмеялся шутке, призванной хоть как-то разрядить атмосферу. А потом задумался: вдруг у меня правда есть клон, который бродит по ту сторону и становится всё меньше, меньше, меньше… и когда-нибудь совершенно исчезнет…

Временами эта догадка обретала болезненную уверенность. Мне то и дело снова становилось плохо, и приходило чувство, будто кто-то тянет мои силы. В периоды трезвого сознания я говорил себе, что это патетика и эффект плацебо. Но в периоды резонанса шутливое предположение друга казалось единственным объяснением.

Я сходил с ума понемножечку, наверное.

Ночами не спалось. Наша квартира превратилась в какой-то штаб неспящих. Веник сказал, что Иляна в командировке и некоторое время он, как и прежде, прекрасно поживёт со мной. Я думаю, он соврал, но был благодарен за эту ложь – и ему, и его Иляне.

Я не спал по причине дурнейшего самочувствия ночами. Лечился просто: пил кофе и таблетки – самое отвратительное сочетание, какое только может быть. Ракушка, по-моему, тоже заболела – от беспокойства за пропавшего детёныша или от отчаяния… Сидела молча за столом рядом с нами, сложив лапы на пушистом животе, и смотрела на нас своими потухшими черносмородиновыми глазами. Тоже не спала. А Веник, видимо, бессонствовал просто за компанию… Пока держался.

⁂

А всё-таки ничего не бывает зря, и эти ночи принесли свой плод. В одну прекрасную полночь Веник ввалился в дом, смёл со стола всё, что на нём стояло (тарелка гречки, упаковка плавленого сыра и любимый Ракушкой глазированный сырок, к которому она даже не притронулась), и разложил огромную, подробную, запутанную пёструю карту.

– Добыл всеми правдами и неправдами, – с видом триумфатора доложил он, но тут же сдулся, поглядев на осунувшуюся Ракушку, и шёпотом добавил: – Катя дёрнула какого-то знакомого. Она как-то рассказывала, что у неё есть друг-ликвидатор… Не делай такие глаза, Тони! Да, я поговорил с Катей! И всё, проехали! Зато у нас теперь есть карта – темпоральная карта временных петель, тупиков и перегонов, которые когда-либо возникали под Полисом, над Полисом и внутри Полиса.

– Вот это да… – Я вгляделся в переплетения цветных линий, которые словно создавали объём и вдавались вглубь бумаги. Провёл пальцем вдоль одной из самых ярких пульсирующих лент.

– Да-да, – кивнул Веник. – Зришь в корень, Антон. Самый свежий оттиск.

– Что? – Я глянул на друга почти бессмысленно.

– Это самый свежий оттиск. Вдоль этого следа открывались все недавние временные коллапсы. Видишь вот эти узелки? Которые вращаются и вибрируют?

Ещё бы я их не видел – они светились, мигали, и каждый кружился вокруг своей оси, как крошечная юла.

– Ничего необычного не замечаешь?

– Замечаю. Вот этот. – Мой палец уткнулся в крупный пылающий узел, гораздо ярче и подвижнее других.

– Именно, – кивнул Веник. – Очень нестабильный коллапс. А теперь приглядись и скажи мне, где он находится.

Я пригляделся. Перекрёсток улицы генерала Валеро и переулка Южной кровли. Чуть вбок – заброшенная кофейня, некогда одна из самых популярных в Полисе, а теперь – вечерняя забегаловка в окраинном нешумном районе Маргорито.

– Ну?

Чего он от меня ждёт? Я вгляделся в карту вокруг крупного узла ещё пристальнее. Сквозь вязь названий и параллелей разобрал чёрные значки двух станций монорельса. «Эндшпиль» и «Самурайский глаз».

Веник глядел на меня горящими глазами. Даже Ракушка оживилась, теребила мою руку и что-то пищала. А на меня нашло отупение. Словно уцепился за верную нить, но мысль никак не шла дальше, увязнув в тумане тошноты и бессонницы.

– Ты понял? – крикнул Веник. – Дошло? Самый нестабильный коллапс под станцией «Самурайский глаз»! Как раз там, где мы нашли анти-Тошу. Столь сильная нестабильность может быть вызвана только постоянным вмешательством в коллапс. А ведь мы достали оттуда раздражитель. Что, по-твоему, это значит?