Услышав сигнал тревоги, генерал Лесли Р. Гроувс, скончавшийся от сердечного заболевания в 1970 году, решил, не щадя жизни, нестись вниз, к раскаленному центру земли, где, насколько ему было известно, жара стояла как в преисподней, но эта жара все же не шла ни в какое сравнение с температурой ядерного взрыва или с той температурой, которую будет выделять капеллан, если и дальше с таким же успехом будет эволюционировать, генерируя ядерную смесь трития с дейтеридом лития, и достигнет критической массы.
— Не бейте его! Не хватайте его! Не касайтесь его! — пролаял он приказ, исполняя долг перед своей страной и проявляя в последний раз доброе отношение к капеллану, который отказался идти с ним и спастись. — Смотрите, чтобы он не перегрелся. Он может взорваться.
Увидев, как улепетывает генерал, все его ученые, техники, инженеры и обслуживающий персонал тоже бросились кто куда, и, если не считать вооруженных солдат на своих боевых постах у всех входов, капеллан остался один.
Когда поезд дернулся и остановился, капеллан увидел, как сверкающий ледяной каток в Рокфеллеровском центре выпал из его картинки, а окружающие его небоскребы начали раскачиваться на видеоэкране, а потом замерли, неустойчиво накренившись. Как-то раз некоторое время назад капеллан видел здесь Йоссаряна, переходившего улицу рядом с более молодым человеком, который вполне мог быть его сыном; он видел, как они уселись на заднем сиденье длинного жемчужно-серого лимузина, колеса которого, казалось, оставляли за собой кровавые следы, а какая-то зловещая, костлявая личность с зеленым рюкзаком за спиной и с тростью, злобно скосив глаза, следила за ними. Найти Йоссаряна еще раз ему не удалось даже у музея искусств Метрополитен, куда он переключался несколько раз и замирал в ожидании. Ему не пришло в голову поискать Йоссаряна в автобусном вокзале Администрации порта, когда он переключился туда, задумчиво разглядывая комплекс зданий. В первый раз в Нью-Йорк он приехал на автобусе и попал в город, выйдя из автобусного вокзала. Воспоминания об обратных поездках домой, в Кеношу, теперь болью отзывались в его сердце. Три вечера в неделю он наблюдал, как его жена медленно направляется к вдове, живущей по другую сторону улицы, а потом — как они едут на машине в пресвитерианскую церковь, чтобы провести время за бриджем в компании, состоящей в основном из мужчин и женщин, потерявших спутника жизни; он наблюдал за ней с горечью, потому что больше не был частью ее жизни.
Когда поезд остановился и каток выпал из картинки, он услышал донесшиеся снаружи громкие голоса и шаги и догадался, что что-то случилось. Он ждал, что кто-нибудь придет к нему и скажет,
— Нет, я хочу выйти отсюда, — решил капеллан.
— Там, может быть, идет война.
— Я хочу домой.
— Альберт, да совершите вы хоть один безумный поступок! Неужели вы никогда не совершаете безумных поступков?
— Я уже совершил. Настолько безумный, что вот-вот взорвусь.
— Это тоже неплохая шутка! А я сделаю все, что смогу, чтобы расчистить вам дорогу. — Вот тогда-то капеллан и услышал, как генерал, прежде чем броситься прочь, прокричал свои последние команды.
Осторожно, нерешительно вышел капеллан из вагона. У него были с собой кой-какие деньги, полученные от генерала, а еще ему вернули его карточку с номером социального страхования. Он покинул поезд последним. Чуть поодаль увидел он ряд показавшихся ему новехонькими эскалаторов. Он был совершенно один, если не считать охранников в красных полевых мундирах, зеленых брюках и коричневых ботинках. Охранники с оружием в руках расположились у всех входов и в начале и конце эскалатора, работающего на спуск. Путь наверх был для него открыт. Никто его не задерживал.
— У вас могут быть затруднения, если вы захотите вернуться, сэр.