Лаврентий Берия и Сталин

Одно безусловно: Берия был ко мне не безразличен. Я была для него не только любовницей. И, может быть, думая о своей дальнейшей жизни, во всяком случае, на первых порах нашего знакомства, пока ему еще ничего не было известно о Дмитрии, связывал ее со мной… Наблюдая за этим человеком, думая о нем… я убеждалась: Берия одинок. В личной жизни наверняка одинок. Из его родных только об одном человеке он отзывался тепло – о своем сыне, Серго. И сам этот особняк на улице Качалова был как бы олицетворением одиночества его хозяина: всегда таинственная тишина в комнатах и вокруг дома, всегда безлюдно, никогда никаких гостей…

По отдельным фразам, репликам, его настроению, когда он встречал меня, я допускаю, что и на своей страшной работе он был одинок и уж наверняка никому там не доверял. И ему… нужна была женщина, верная, любящая подруга, которая была бы его отдохновением, убежищем, где он, может быть, нашел бы понимание и оправдание своей работы».

Милейшая Нина Васильевна и не подозревала, что Берия занимался действительно страшной работой, но не имевшей никакого отношения к карательному ведомству: он делал атомную и водородную бомбы. А насчет того, что Лаврентий Павлович ничего не знал о Дмитрии Алексееве, его жена, думаю, заблуждалась. Лаврентий Павлович наверняка, прежде чем подкатываться с самыми серьезными намерениями, разведал все о ее связях – благо, чекистский опыт был, да и свои люди в органах, после ареста Абакумова, вновь вошли в силу и готовы были услужить шефу. Что же касается серьезности намерений, то в пользу такой гипотезы свидетельствует тот факт, что Берия представил Алексееву… самому Сталину. Это произошло на приеме в Кремле 4 ноября 1952 года. Гостям Нину Васильевну представили как жену полковника Саркисова, рядом с которым она и сидела. Но Сталину, вполне возможно, Берия сказал правду.

Алексеева пыталась предложить вместо себя одну из своих подруг по Радиокомитету, но Берия согласился расстаться с ней только в апреле 53-го, уже после смерти Сталина. Не исключено, что Сталин одобрил выбор Лаврентия Павловича и, если бы Иосиф Виссарионович прожил хотя бы на несколько месяцев больше, Берия развелся бы с Ниной Теймуразовной и женился бы на Нине Васильевне, которой в таком случае никак нельзя было бы отказаться. А вот после смерти генералиссимуса Лаврентию Павловичу было уже не до устройства личной жизни на долгосрочную перспективу. Его захватили реформы и политическая борьба.

Но одиночество Берии по месту новой службы – в объединенном МВД – сыграло с ним роковую роль. Чувствуется, что и в семье у него близкий контакт был только с Серго. Вероятно, Лаврентий Павлович трудно сходился с людьми, и не только из-за благоприобретенной профессиональной подозрительности, но и из-за природной замкнутости.

Кстати сказать, при расставании Берия, среди прочего, подарил Нине Васильевне и ее мужу ордер на двухкомнатную квартиру (раньше они ютились в коммуналке). Однако Алексеева, на свое счастье, забирать ордер в Моссовете не торопилась, дотянула до ареста своего бывшего любовника, что избавило ее от привлечения к делу Берии в качестве свидетеля, а ее мужу позволило и дальше делать успешную карьеру.

А вот еще одно свидетельство той, кто была близка с Лаврентием Павловичем. Оно не было добыто в ходе весьма пристрастного следствия 1953 года, а содержится в мемуарах известной актрисы театра и кино, популярной исполнительницы песен из кинофильмов Т. К. Окуневской, написанных через 45 лет после гибели Берии. Татьяну Кирилловну в 53-м допросить не могли, поскольку по милости Абакумова она пребывала в местах не столь отдаленных. Но, как и те, кто давал показания следователям, она утверждает, что Лаврентий Павлович овладел ею насильно. Все произошло в лучших традициях триллера: «…Совсем чудо: я приглашена на кремлевский концерт, в который приглашаются только народные Союза, и то избранные, любимые «ими», одни и те же; бывают эти концерты, как мне рассказывали, по ночам, после «их» совещаний, заседаний, в виде развлечения. Заехать за мной должен член правительства Берия. Бориса (мужа Окуневской писателя Бориса Леонтьевича Горбатова. – Б.С.) опять нет, теперь все журналисты на Нюрнбергском процессе (дело происходит вскоре после победы. – Б.С.).

Какое-то незнакомое чувство… боязнь провала… нет… что-то совсем другое… какая-то тревога.