Лаврентий Берия и Сталин

Зачем же понадобилось Судоплатову преувеличивать роль НКГБ в успехах советского атомного шпионажа, а кому-то еще и подкреплять его утверждения фальшивым письмом? Думаю, все дело здесь в защите чести чекистского мундира. Ведь главный советский атомный шпион, немецкий физик Клаус Фукс, благодаря которому советская атомная бомба была создана за столь короткий срок, по собственной инициативе вызвался сотрудничать с советскими спецслужбами. Причем вышел он не на госбезопасность, а на соседей – ГРУ. На связь с резидентурой НКГБ Фукс был передан только в январе 1944 года, когда решением ГКО все дела по атомному шпионажу были переведены в НКГБ. Получалось, что успех советской разведки в советском атомном проекте – во многом результат случайности. Если бы не Клаус Фукс с его страстным желанием поделиться секретом атомной бомбы с Советским Союзом, то советские физики вряд ли бы сделали бомбу до смерти Сталина. Вот чтобы замаскировать этот факт и выставить в наилучшем свете родной Наркомат госбезопасности и самого себя, Судоплатов придумал версию, будто атомный проект был буквально нашпигован советскими агентами, и чуть ли не самого Фукса Оппенгеймер брал на работу исключительно по рекомендациям, исходящим от советских агентов. На самом же деле советский успех в деле овладения американскими атомными секретами можно отнести к разряду случайностей. Фукс, как главный теоретик «Манхэттенского проекта», обладал полным объемом информации. Все остальные советские агенты в атомном шпионаже играли лишь вспомогательную роль, а Оппенгеймер и Ферми, вопреки утверждениям Судоплатова и неизвестного автора письма Меркулова к Берии, не только не были советскими шпионами, но никогда не давали никакой информации об американском урановом проекте советской разведке.

Согласно данным записных книжек Александра Васильева, за 1941–1944 гг. Хейфец смог завербовать только двух агентов. Согласно составленной вскоре после возвращения Хейфеца в 1-м управлении НКГБ справке о его работе (кличка «Харон») за 1941–1944 гг., «за это время «Харон» завербовал только двух агентов «Мап» (негласный член КП США, дочь миллионера, нигде не работает) и «Парк» (по линии «ХУ»)». «Мап» – это, согласно данным той же справки, «Луиса Бренстон-Розенберг, 35 лет, еврейка, гражданка США, негласный член КП США (дочь держателя всей оптовой торговли фруктами в Калифорнии). Наводка «Дяди», завербована в 1943 г. Имеет большие связи в различных политических и финансовых кругах США, однако ничего ценного нам не дала». Очевидно, она никакого отношения к промышленному шпионажу (научно-технической разведке) не имела, поэтому в документах ВОКСа никак не отразилась. А вот «Парк», согласно той же справке, – «Гуршот Шарль, гр-н США, д-р медицины, проф. Калифорн. ун-та. Привлечен Хароном в 1943 г. Идеолог. Основа». И он в отчете Хейфеца ВОКС за май 1942 г. охарактеризован очень подробно, причем с явным указанием, вопреки конспирации, что передаваемые им сведения – это промышленный шпионаж. В дневнике вице-консула в Сан-Франциско Хейфеца за май 1942 года указано: «Профессор Калифорнийского университета Чарльз Гуршот передал нам через своих друзей письмо о новейших изысканиях Университета в области лечения рака. Автор письма не желает, чтобы об этом стало известно общественности, ибо своим сообщением он нарушает каноны Университета, которые тщательно охраняют свои исследовательские работы.

Гуршот в ближайшее время передаст нам клинические работы по этому же вопросу.

При передаче этих материалов в наши медицинские учреждения прошу предупредить об обязательном требовании Гуршота. Гуршот хотел бы по этим материалам получить мнение наших ученых, работающих в этой области, причем письма наших ученых должны таким же путем пройти через ВОКС и переданы ему непосредственно.

Сообщите, представляет ли данная работа какую-либо ценность для наших ученых»[1].

Гуршот, кстати сказать, не был связан с урановым проектом. Вероятно, если бы Хейфецу удалось бы выйти на кого-то из участников уранового проекта, это могло бы, по крайней мере, в 1942 г., когда этому проекту в СССР еще не придавали большого значения, отразиться и в воксовских отчетах Хейфеца. Однако здесь нет никаких данных о контактах Хейфеца с Оппенгеймером, Ферми и другими участниками уранового проекта. Это вполне соответствует данным «Тетрадей Васильева», согласно которым никаких контактов Хейфеца с Оппенгеймером не было, хотя по крайней мере однажды такой контакт попытались подготовить с помощью «Дяди» (Исаак Фолкофф), завербованного Хейфецем еще в 1935 г.