Из переписки Хейфеца видно, что еще до того, как с начала 1944 года ужесточилась политика по отношению к лицам и организациям, сотрудничавшим с СССР, руководители Американо-русского института (АРИ) (American-Russian Institute) опасались полицейского преследования и проявляли осторожность. А те ученые, которые работали в военных проектах, находились под подпиской и еще больше опасались попасть в поле зрения ФБР. Возможно, этим и объяснялись небольшие успехи Хейфеца на ниве научно-технической разведки. За отсутствие успехов он и был отозван из США, согласно «Тетрадям Васильева», а не в связи с делом Миронова, как утверждал Судоплатов. По делам АРИ Хейфец из ученых контактировал главным образом с профессорами Брауном, Кауном, Мак-Бейном и Робертсом и доктором Эддисом, которые никакого отношения к урановому проекту не имели и знакомых среди участников проекта также не имели.
АРИ представлял хорошую возможность для контактов с американскими учеными и последующей вербовки их. Он не был столь одиозно просоветским, как «Амэрикэн Каунсил», и в то же время, в отличие от РУР, находился под фактическим советским контролем. Поэтому Хейфец ратовал за развитие АРИ и против «Амэрикэн Каунсил».
Доказательством подлинности «Тетрадей Васильева» служит то, что история с Гуршотом отразилась в воксовских донесениях Хейфеца. Кроме того, «тетради Васильева» изданы факсимильно, а такой большой объем рукописной работы ФСБ и СВР не стали бы делать только затем, чтобы подправить историю. Васильев смотрел все материалы 1-го управления НКГБ по шпионажу в США, но в его тетрадях нет ссылок на письмо Меркулова Берии от 2 октября 1944 г. Между тем, согласно данным этого письма, его 3-й экземпляр должен храниться в делах 1-го управления НКГБ. Из-за сравнительно низкого грифа секретности уничтожить этот документ не могли. Это еще одно доказательство, что данное письмо – фальшивка.
Сменивший Хейфеца Г. Каспаров также, по данным «Тетрадей Васильева», никакой научно-технической информации в дальнейшем не дал.
Как мы убедились, Лаврентий Павлович и его люди начали заботиться об участниках атомного проекта еще до того, как он единолично возглавил его в конце 1944 года. С одной стороны, Берия создавал ученым все условия для работы, обеспечивал максимально возможный комфорт, предоставлял всю необходимую информацию. Но, с другой стороны, Берия постоянно держал под колпаком не только основных участников проекта, но и их родственников и знакомых. В этом было и свое преимущество. На время работы над бомбой все они имели гарантии от преследований карательных органов. Однако ученые прекрасно понимали, что в случае неудачи гнев Сталина обрушится не только на них, но и на их родственников. И это побуждало отдавать все силы делу сотворения нового сверхоружия.
Сегодня история советского атомного проекта известна, казалось бы, во всех деталях. Однако до сих пор продолжаются споры между отставными физиками и отставными чекистами, кто сыграл решающую роль в создании советского ядерного оружия. Казалось бы, о чем тут спорить. Без действий разведки советские физики никогда бы не сделали атомную бомбу – фактически в четыре года, поскольку серьезно заниматься атомным проектом СССР начал заниматься с августа 1945 года, когда для этой цели был создан Спецкомитет во главе с Лаврентием Берией, располагавший практически неограниченными возможностями по привлечению сил и средств. Но материалы, добытые советскими атомными шпионами, просто некому было бы использовать, если бы в СССР не существовало бы хорошо развитой научной школы ядерной физики.
В письме Курчатова от 29 сентября 1944 года говорилось о резкой нехватке урана, месторождения которого в СССР еще не были открыты. В результате для первых советских атомных бомб пришлось использовать трофейный германский уран, а также сырье, добывавшееся в Саксонии, чешских Судетах и в Родопских горах в Болгарии. Но Берия сразу же позаботился о более доступных и более секретных источниках урана. При Совмине было создано главное управление, занимавшееся поиском и обогащением урановых руд. Как вспоминал научный руководитель комиссии по атомному сырью и начальник занимавшегося ураном сверхсекретного спецсектора № 6 Всесоюзного института минерального сырья профессор Михаил Николаевич Альтгаузен, как-то раз в 45-м он и другие геологи – специалисты по ураны были вызваны на совещание к Берии: «Мы привезли с собой образцы урановых руд, разложили у него на столе. И тут же услышали грязный мат – это помощники наркома были недовольны, что образцами поцарапали стол.
Сам Берия был тактичен и внимателен. Обсуждали весь круг вопросов по разведке, добыче и переработке сырья. Совещание началось часов в 12 ночи, а закончилось к 6 утра. Нам ни в чем не было отказа – рабочая сила появлялась по первому требованию, продукты и снаряжение выдавались вне очереди. Командировочные, например, нам платили в четыре раза больше, чем другим геологам».