Лазурный след. Путь ученого Яна Черского к разгадке тайн Сибири

Черский несмотря на то, что только прибыл, вошёл в эту жизнь без каких-либо трудностей. Он знал её превосходно и по прошлым годам, и при этом чувствовал себя прекрасно, старательная забота в госпитале сделала своё дело. Глаза перестали болеть, прибавил в весе, округлились запавшие щёки. Ланин, который также уже вернулся, принял его радостно и не смог скрыть под фамильярными шутками своей сердечности. Впрочем, и для других он был исключительно ласковым. Нужно заметить, что во всём батальоне что-то внезапно изменилось. Как если бы повеял другой ветер, и солдат почувствовал это тотчас же. Сперва шёпотом начали обмениваться своими догадками, потом дискутировать в закрытых кружках, наконец, начали умело выпытывать у унтер-офицеров и офицеров. И сразу грянула необычная весть: отличившимся солдатам штрафного батальона были присвоены звания!

Это была такая необычная новость, что сначала никто не хотел этому верить. Польские ссыльные не имели права на повышения звания, даже если перед восстанием служили в российской армии и были офицерами. Таким образом, усилились дискуссии, постоянно росли сомнения. Вплоть до того, что неожиданно кто-то из третьей роты намекал якобы, лишь бы отделаться, что будет произведён в сержанты. Часом позже похвалились подобно двое других. Перед вечером же Марущик, который пополудни вышел с Чекулаевым в патруль, придвинулся к Черскому и шепнул на ухо:

– Я получил взводного. А ты старшего сержанта, как единственный из целой роты. Объявят через несколько дней во время какого-то исключительного торжества. А какого? Чекулаев не знал ещё этого.

Они сразу вытянулись в струнку, потому что приближался Ланин с каким-то казацким офицером. Он был весёлый, сияющий, как солнце, постоянно показывал рукой на своих солдат. Когда проходил мимо Черского, похлопал его по плечу, как будто хотел публично выразить своё одобрение.

– Видишь! – шепнул Марущик, когда они несколько отошли. Подтверждается всё.

И действительно подтверждалось. На следующий день об этом говорили уже громко. Однако причины этой внезапной ласки никто назвать не сумел. Солдаты объяснили это по-своему: амнистия; ничего другого, только амнистия! Снова начали звучать вынашиваемые годами надежды, возродились мечты, забились чаще все сердца. Разволновался целый батальон, и бил теперь сильней сапогами в марше, ещё энергичней выполняя всяческие приказы. Как будто хотел возвестить свою радость и скрасить последние мгновения командованию.

Следующие дни начали действительно подтверждать эти предположения. Сперва кто-то принёс известие, что на торжества окончания лагеря прибудет какой-то сенатор. Потом – военный министр. И наконец, установили несомненный факт: приезжает Великий Князь Владимир!

Это было сюрпризом не только для солдат, но и для командования, поэтому сразу закипело, как в котле. Украшали город, казармы, лагерь, поспешно устанавливали трибуны, возводили триумфальные ворота, размещали верноподданнические надписи. Одновременно проводили неуставные учения. Для штрафного батальона снова наступили трагические дни, живо напоминавшие наихудшие рекрутские времена. Как цепом валили их на землю, вынимали из груди последнее дыхание и при малейшей оказии огревали кулаками.

Ланин ни на шаг не оставлял своей роты и, пожалуй, свирепствовал более всего. Зато уже в дни торжеств был неузнаваемым: потирал руки, улыбался, фамильярно шутил, хвалил всё и всех.

– Считайте меня дураком! – признался он неожиданно перед фронтом, – если Его Императорское Высочество не обратит на нас внимания. Парни, держаться крепко! Я вас поведу – Ланин! Старый солдат всё видит. И я вам говорю это, что вы самая лучшая рота!

И он не преувеличивал. Когда в полдень после показа разнообразнейших учений, упражнений, атак на штыках и артиллерийской пальбы начался парад, Князю Владимиру показалось сразу, что земля стонет, что под ударами солдатских сапог сгибается степь. Войско шло ровно, как один. В этой ровности выделялся, однако, решительно штрафной батальон, и опять среди него первая рота.

– Я должен ещё раз увидеть их, – Князь радостно покрутил головой. – Никогда ещё не видел такой прекрасной муштры. Остальные свободны. Пятый батальон: вернуть!

Адъютанты молниеносно передали приказы, батальон появился снова. Шёл он теперь ещё сильней, ещё чётче обозначая шаг, с каждым шагом взбивая пыль, действительно производя впечатление, что это идут не люди, а какой-то великан, под которым то и дело погружается грунт.

– Необыкновенно! – поднялся Великий Князь. – Остановить. Должен посмотреть их вблизи. Такой солдат встречается редко.

Он подошёл к шеренгам. Командир батальона соскочил с коня и сделал короткий рапорт. Князь пожал ему руку.

– Благодарю от имени Его Императорского Величества и своего, – торжественно произнёс он. – У вас, господин полковник, самый лучший батальон, какой я видел в России.

Это была великая похвала. Полковник покраснел.