Лебедь Белая

Ворота распахнулись и во двор стали входить люди. Семь человек. Последним вошёл мужчина в кожаной безрукавке, какие обычно германцы носят, и с короткой стрижкой, как будто раньше наголо стригся, а ныне решил волосы отрастить. Он держал под уздцы рыжего как огонь коня. Я невольно залюбовался: хорош! Шея крутая высокая, ноги изящные тонкие, грива белая – загляденье. Мне бы такого! Хозяин должно быть важный вельможа, раз может позволить себе экое чудо. Я перевёл взгляд на мужчину, но тот, словно почувствовав неладное, поднял голову, и я резко отпрянул от окна. Нельзя, чтобы меня со стороны видели.

Я отошёл вглубь комнаты. В тот короткий миг, когда глаза наши соприкоснулись, мужчина показался знакомым. Лица его я разглядеть не успел, но движение головы и одежда кого-то напоминали. Если бы не тот варвар, которого я отравил в Киеве, то подумал, что он. Вырвался из ада, язычник проклятый, и пришёл на землю по мою душу. Но Павлиний уверил, что дикарь тот сдох, а тело его чайки склевали. Странно, странно…

Вернуться к окну и убедиться в своей правоте или, наоборот, в обмане, я не решился. Да и необходимости нет. Что бы и как бы не происходило, а всё идёт своим чередом. Купец опять заговорил о чём-то неважном, я не стал его слушать, махнул рукой:

– Своерадушка, друг мой, ступай домой. Павлиний, проводи гостя.

Дел, как говорят местные, невпроворот. Басилевс требует скорейшего решения славянского вопроса. Обнаглели до невозможного! Дерзят, от империализации отказываются, границы свои отодвигать не желают. И, несомненно, замышляют что-то нехорошее. Дать им волю, так они в наши дворцовые интриги вмешиваться начнут или щит к городским воротам приколотят. Самые сильные и наглые из них – северяне. Если они объединятся с полянами, с кривичами, со всеми остальными, то можно собирать вещи и уходить в пустыню. Поэтому моя задача рассорить их между собой и с окружающими народами. Северский князь Благояр человек упрощённого склада ума и в дипломатических интригах не разбирается. Ему только повоевать с кем-то, а там хоть трава не расти. Вот в этом я ему и поспособствую.

– Павлиний, вели Руфусу в путь собираться. К Благояру Вышезаровичу пойдём.

Раньше я ходил по городу никого не опасаясь. Нужды не было. Славяне со своим традициями гостеприимства выглядели совершенно безопасными – дикий варварский обычай, который при правильном к нему подходе становится очень удобным в нелегальной работе. Но вот появилась Милослава, и жизнь моя наполнилась тревогами за свою жизнь. Княжеская резиденция из более-менее благопристойного заведения превратилась в разбойничий вертеп. В тот раз на пиру меня спасли дворовые холопы и хорошая реакция, а ныне приходится брать с собой Руфуса и Павлиния. По отдельности толку от них не много. Павлиний слаб, труслив, эгоистичен, но опасные ситуации просчитывает с полувзгляда. Руфус глуп и силён. Вместе они составляют идеальный тандем по моей защите, и никаких кошек с ними страшиться не надо.

Мы вышли со двора. Солнце усушило город до состояния вяленой рыбы. Мне бы по статусу носилки с балдахином и пару негров с опахалами, но славяне подобного не приемлют, так что приходится передвигаться по городу пешком. Руфус шёл первым – огромный, рыжий и дебелый. Своим отталкивающим видом он разгонял толпу с дороги. Голуньские улицы хоть и широки, и на пространстве не экономят, однако людишек на них хватает. Льются потоками в разные стороны, лопочут непонятное, пятками шаркают. Если рассусоливать и глазами хлопать, так до нужного места никогда не доберёшься – утянут за собой, и затеряешься в сплетениях многочисленных улиц и переулков, поэтому Руфус расчищал путь, а уже за ним шёл я.

Павлиний шепнул мне:

– Господин, за нами следят, – и лёгким кивком указал на противоположную сторону улицы.

Я потянулся, начал стряхивать с платья налетевшие пылинки и при этом незаметно осмотрелся. Возле скобяной лавки стоял сухощавого вида человечишка и пытал меня колючими глазками. Делал он это неумело, как будто кошелёк надумал стянуть. Я в своё время таких воришек не один десяток на кол посадил. Лично. В Константинополе. А Павлиний им приговор зачитывал. Так что боятся всякую мелкую шелупонь мне не пристало.

– Ерунда. Не обращай внимания.

– Не согласен, господин, – прищурился Павлиний. – Этот человек идёт за нами от самого двора. А ещё раньше я его на том же дворе видел. Но у Капусты он не служит, нет у него такого холопа.

– Вот как? – это меняло дело. Получается, человечишка следил за нами не из экономических интересов, а по политическим мотивам. – Хорошо. Руфус, дружочек, не спеши так сильно. Остановись.

Раб остановился. В выражении лица ни единой мысли. Сказали, стой – стоит, сказали, иди – идёт. За эту безукоризненную чистоту мозга он мне и нравится.

– Руфус, видишь того сухощавого?

– Вижу, господин.

– Мне с ним нужно поговорить. Возьми его осторожненько да ступай за мной.

– Слушаюсь, господин.