Лебединая башня

– Можете брать пример с госпожи Селладор и господина Джоя и заходить после уроков за разъяснением непонятных вам тем, – сказал Даррит с нотками язвительности.

Весь класс в этот момент обернулся, чтобы посмотреть на упомянутых одноклассников. Май побледнел, а Омарейл чуть покраснела: она еще не привыкла быть в центре внимания.

Когда занятие закончилось, она чуть медленнее обычного начала убирать свои вещи в сумку. Май выразительно посмотрел на нее, очевидно, не желая вызывать еще больше тем для обсуждений, на что Омарейл махнула ему рукой: он мог выйти и подождать ее в коридоре, если его так беспокоило мнение окружающих.

Когда все покинули класс, она подошла к господину Дарриту. Некоторое время он продолжал делать какие-то пометки в блокноте, затем поднял голову и вопросительно посмотрел на Омарейл. Она едва не вздрогнула, но взгляд отвела: ей было все еще непривычно видеть эту жуткую усмешку на красивом лице.

В ее голове мелькнула мысль о том, как быстро она начала мыслить категориями нормы и стандартов в отношении человеческой внешности. Еще недавно любое живое лицо казалось ей ошеломляющим, но всего несколько дней среди людей – и она уже обзавелась понятиями «обычный» и «необычный», «красивый» и «уродливый».

Настойчивый взгляд Даррита, который она все еще ощущала на себе, заставил Омарейл, наконец, сообщить о причине, заставившей ее задержаться:

– Мне кажется, с вашей стороны было непедагогично подкалывать меня и Мая за то, что мы подошли к вам с вопросом, господин Даррит.

Некоторое время он просто смотрел на нее. Затем произнес:

– В самом деле?

И начал постукивать карандашом по столу. «Этот проклятый карандаш!» – мысленно воскликнула Омарейл.

– Не надо, пожалуйста, на меня стучать, – с трудом сохраняя ровный голос, произнесла она и мотнула головой на его руки.

Наконец, Даррит продемонстрировал эмоции: его брови удивленно поползли наверх. Он взглянул на карандаш, а затем снова на Омарейл.

– Вас это раздражает? – спросил он осторожно.

– О да! – горячо ответила она, открыто посмотрев на учителя.

Его глаза, и без того будто бы всегда слегка прищуренные, сузились еще сильнее. Стук карандаша замедлился, а затем совсем прекратился, когда Даррит отбросил его в сторону и резко встал. Опершись кулаками о стол, он процедил:

– Есть что-то, что вы хотите мне сказать?

Омарейл опешила. Разве минутой раньше она не высказала ему свои претензии? Разве в ее словах было что-то непонятное? Их можно было трактовать двояко?

– Я вам только что сказала, – медленно и по возможности приветливо сказала Омарейл. – Мне было неприятно, что вы перед всем классом сказали, что мы с Маем подходили к вам после урока, так как что-то не поняли. Все восприняли это… В общем, Маю это не понравилось и…

К концу речи тон ее стал неуверенным, так как эмоции на лице Даррита совсем не соответствовали разговору. Он разглядывал ее так, будто рассчитывал уличить во лжи, тогда как ее заявление было довольно вызывающим и вряд ли за ним могло скрываться что-то еще.

– Если это все, – ответил он прохладно, – вы знаете, где дверь.

Такой реакции Омарейл не ожидала. Половину урока она воображала себе этот разговор, представляла, что мог возразить ей учитель и что она могла сказать в ответ. Но ни в одном из сценариев их беседа не проходила вот так.

Окинув Даррита растерянным взглядом, она вышла из класса. В коридоре ее ждал Май, который тут же подошел и кивком головы дал понять, что ждет подробностей. Омарейл пожала плечами.

– Я не могу точно сказать, было ли произошедшее нормальным, хотя больше склоняюсь к тому, что нет.

Чуть помолчав, она добавила:

– Если честно, в таких социальных ситуациях я еще не бывала.

– Объясни нормально! – нетерпеливо воскликнул Май.

По пути в кафетерий Омарейл с долей возмущения описывала ему произошедший разговор. Май согласился с тем, что поведение Даррита выходило за рамки адекватного.

– Ну, то есть, если он рассердился на то, что я сделала ему замечание, он мог так и сказать, – вслух размышляла Омарейл. – Или было бы нормально, если бы он, например, сказал: «Что хочу, то и делаю».