Лебединая песня. Любовь покоится в крови

— Рад встрече, — произнес маэстро с еле заметным выговором кокни. — Я понял так, что вы по поводу «Орестеи». Кто из вас поет?

— Вы что, меня забыли, Шортхаус? — спросил Адам.

— О, Лангли, конечно, я вас помню. Глупо было с моей стороны спрашивать такое. Так вы переходите в Метрополитен? Надо же, в последнее время мы теряем наших певцов одного за другим. Пожалуй, я сыграю вам арию Агамемнона из второго акта. Это даст вам представление об опере в целом.

— Позвольте представить. Это профессор Фен из Оксфорда.

— Рад познакомиться. Очень мудро поступили руководители Метрополитен-оперы, пригласив в качестве агента такого образованного человека.

— Нет-нет, профессор никакого отношения к Метрополитен-опере не имеет.

— Но как же, ведь Беатрикс сказала…

— Она не хотела сообщать вам о нашем приходе и пришлось схитрить, — признался Адам.

— Это меня не удивляет, — спокойно заявил маэстро. — Она редко кого ко мне допускает. — Он подошел к окну и увидел «Лили Кристин». — Какой славный маленький автомобиль. Хорошо бы иметь такой.

— Но разве вам кто-то мешает приобрести автомобиль?

— Конечно, Беатрикс. Она буквально помешана на защите меня от шума. Попавшие в наш дом люди ходят очень тихо, как будто здесь покойник. Вообще-то такое положение меня раздражает. — Он повернулся к гостям: — Пожалуйста, садитесь куда пожелаете.

Они осмотрелись. Гостиная у маэстро была обставлена скромно. Кроме рояля «Стейнвей», занимающего большую часть пространства, из мебели был только высокий дубовый стол, заваленный нотными листами, за которым маэстро работал стоя, и несколько стульев. Фен и Адам очистили для себя от нот по одному и сели. В вазе стояли увядшие оранжерейные цветы, на стене покосившаяся фотография Беатрикс Торн и маэстро, смущенно глядящих друг на друга.

Маэстро заходил по комнате туда-сюда.

— Я понятия не имею, что происходит в доме. Беатрикс меня от всего оградила. Ну нельзя же так, в конце концов. Кстати, у вас ко мне, наверное, какое-то дело?

— Да, — сказал Адам. — Мы приехали поговорить о вашем брате.

— Ах, Эдвин. — Маэстро всплеснул руками. — И как он там поживает, мой дорогой мальчик?

— Но вам должно быть известно, что он умер.

— Ах да, конечно. Сегодня утром пришла телеграмма. И когда похороны? Впрочем, я, наверное, не приеду.

— Есть подозрение, что его убили.

Маэстро нахмурился:

— Убили? Вчера? Надо же как совпало.

— Что значит «совпало»?

— Должен вам признаться, — маэстро наклонился, словно желая сообщить что-то по секрету, — ведь я сам замышлял убийство Эдвина.

— Вы это серьезно? — спросил потрясенный Адам.

— Ну, разумеется, нет, — ответил маэстро. — Взгляните на меня. Разве я похож на убийцу?

— Тогда в чем же дело? — вмешался Фен, закуривая сигарету.

— А в том, что Эдвин мог мне помочь в постановке «Орестеи». Во-первых, он был прекрасный певец, это общеизвестно. Просто замечательный. И, несомненно, украсил бы мою оперу. А во-вторых, и это главное, его деньги. Я на помощь Эдвина сильно рассчитывал. Но сам он, конечно, никогда бы денег на постановку «Орестеи» не предложил. Надо было встретиться, поговорить, попросить как следует. И как раз вчера вечером мы собирались встретиться у него в гримерной в театре. Я послал ему письмо, назначил время и место.

— А почему именно в театре, а не дома? — спросил Фен.

— Отношения у нас были непростые, так что на нейтральной территории разговаривать было бы легче. Но ничего не получилось. Ответа на письмо он не прислал.

— То есть вы с ним не увиделись?

— Нет. Но я все же приехал на случай, а вдруг он в своей гримерной появится. Мы выехали отсюда с Беатрикс в девять на большом несуразном, сильно грохочущем автомобиле, совсем не таком симпатичном и маленьком, как ваш. В Оксфорд прибыли в половине одиннадцатого. И тут, честно говоря, я пал духом и не решился идти в театр. Побоялся напороться на грубость. Мне как раз встретился приятель, и мы пошли в «Булаву и скипетр» выпить кофе. Где-то в полночь поехали назад.

— И вы все это время с мисс Торн не расставались?

— Наверное. — Маэстро задумался. — Впрочем, я не уверен. Может быть, кто-то из нас куда-нибудь отходил. Не помню. Но, если честно, — прошептал он, поглядывая на дверь, — я совсем не против хотя бы временно с ней, как вы удачно заметили, расстаться. Но это другая история.

— И кто он, этот ваш приятель? — спросил Фен, вздыхая.

— Уилкс, — ответил маэстро. — Очень симпатичный джентльмен. Вы же из Оксфорда, так что должны его знать.

— Да, — грустно проговорил Фен, — этот джентльмен мне знаком и даже больше, чем хотелось бы[9]. — Он посмотрел на маэстро: — Вы сказали, что в мечтах замышляли убийство брата. И как вам это представлялось?

— Я убивал его ножом, — произнес маэстро и сделал театральный жест. — Причем несколько раз проворачивал его в ране, чтобы потом не смогли определить размер лезвия. Подобный прием описан в одном или двух детективных романах. Я, знаете ли, любитель такого чтения.

Фен встал:

— Извините, но нам пора.

— Может быть, вы все же послушаете что-нибудь из «Орестеи»? — спросил маэстро.

Фен пожал плечами:

— К сожалению, нет времени.