— Но в Метрополитен все же должны иметь представление о моей опере.
— Вы забыли, Шортхаус, — вмешался Адам, — профессор Фен не имеет к Метрополитен-опере никакого отношения.
Маэстро грустно покачал головой:
— Очень жаль. Я, знаете ли, с годами становлюсь рассеянным.
Он открыл для них дверь.
— Всего вам доброго. И буду ждать предложений от американцев. Передайте, что мои условия очень мягкие.
Глава 11
Элизабет проводила взглядом автомобиль, на котором Фен и Адам выехали из главных ворот Сент-Кристофер, и, когда он скрылся из вида, почти пожалела, что не поехала с ними. Ведь Оксфорд во время каникул — скучнее места не найдешь. Если кое-где случайно встречались прогуливающиеся преподаватель или студент, то это лишь подчеркивало пустоту. Всюду были развешаны объявления, предупреждающие публику большими черными буквами о временном запрете входить в сад колледжа. В своих сторожках дремали швейцары, теперь их редко беспокоили. А если такое случалось, то они воспринимали это как неслыханную дерзость. В церквях, обычно заполненных во время служб прихожанами, теперь стало тихо. Священник перед немногочисленной паствой уныло произносил проповедь, а те украдкой позевывали.
Все это несколько угнетало, и Элизабет в растерянности стояла, не зная, куда направиться. Можно было вернуться в отель и провести день за чтением, посетить книжный магазин, посмотреть новинки или пойти в кино. Но ничто из этого ее не привлекало, и потому Элизабет неожиданно решила увидеть свою альма-матер, Колледж Сомервилл, и направилась туда по Вудсток-роуд.
Однако здесь ее постигло разочарование. Привратница сообщила, что все преподаватели в отпусках. Наверное, разъехались по курортам, подумала Элизабет, — одни в Швейцарию, другие — во Францию.
Элизабет пошла прочь, теперь уже нисколько не жалея, что не удалось встретиться и поболтать со своими старыми приятельницами. Не очень-то и хотелось. Она зашла по пути в телефонную будку позвонить нескольким знакомым, говорила, пока не кончились монеты, а потом двинулась в сторону университетской библиотеки. Захотелось взглянуть на новую книгу по отпечаткам пальцев автора из Германии. И после этого, что было уже неизбежно, пошла в кино.
Посмотрела два фильма. Один документальный, дико скучный, что-то о тех, кто «живет на земле», выращивает пшеницу, овощи и так далее. Второй художественный, про шпионов времен войны. Очень невнятный. Почти до самого конца она не могла разобраться, кто на какой стороне.
Кинотеатр Элизабет покинула в состоянии черной тоски. Задержалась, чтобы посоветовать пожилому джентльмену, собравшемуся купить билет, не тратить время и деньги.
Затем последовали долгие и нудные поиски виргинских сигарет. Наконец, получив заветную пачку, Элизабет, усталая, замерзшая и раздосадованная, в половине пятого вернулась в отель. В баре за накрытыми белыми скатертями столами сидели люди, в небольшом количестве, и вкушали чай. Среди них она заметила Джоан Дэвис и Карла Вольцогена.
Увидев Элизабет, они пригласили ее попить с ними чаю. Она отказалась. Сказала, что очень устала и хочет пойти полежать.
Карл Вольцоген встал.
— Пожалуйста, миссис Лангли, посидите с нами. — Он повернулся к Джоан: — Я как-то сказал ее будущему мужу, что она была бы великолепным Октавианом для вашей маршальши.
Элизабет хотя и повеселела, но все же не была склонна оставаться.
— В другой раз обязательно. А сейчас мне надо переодеться, а кроме того, тут придется долго ждать, пока обслужат.
Карл грустно кивнул:
— Ganz wahr[10]
. Но я потороплю официанта. Скажу, что вы приятельница человека, который встречался в Байройте с самим Вагнером, и он все сделает быстро. Вот увидите.— Сомневаюсь, что официант знает, кто такой Вагнер, — заметила Джоан.
— Не знает, кто такой Вагнер? — ошеломленно воскликнул Карл. — Это невероятно… — Он замолк, чтобы переварить такое жуткое откровение. — Эх, вы, англичане! Недаром ваш поэт Арнолд[11]
назвал вас обывателями. А чего стоит номер, где я остановился.— Карлу не нравится его номер, — пояснила Джоан.
— Ach, ja[12]
, — мрачно подтвердил Карл. — Там всюду кружева и эти… как вы их называете? Такие зеленые цветы в больших глазированных горшках.— Фикусы?
— Ja, gewiss[13]
. Но ничего не поделаешь, приходиться мириться.— Ну как, продвинулось ли расследование смерти Шортхауса? — спросила Элизабет.
— А что может еще продвинуться? — удивился Карл. — Он мертв. И это большая для всех нас Божья милость. Будем надеяться, что убийца останется неизвестным.
— Ну, вы зря так, полиция старается, — промолвила Джоан. — Впрочем, Элизабет, скорее от вас мы должны узнать о ходе расследования. Вы же общаетесь с профессором Феном. Я слышала, что Эдвин покончил с собой.
Элизабет отрицательно покачала головой:
— В детективных анналах описаны случаи, когда самоубийцы так обставляли свой уход из жизни, чтобы он выглядел как убийство. Но в случае Эдвина Шортхауса такое маловероятно.
— А у вас самой есть какие-то версии? — спросила Джоан. — Как у эксперта.