Лебединая песня. Любовь покоится в крови

— После ланча со мной беседовал инспектор Мадж. Затем я вернулся в свой номер поработать с партитурой оперы. Примерно в три часа инспектор позвонил сказать, что в театре можно репетировать. Я тут же позвонил Карлу Вольцогену и попросил собрать труппу, чтобы можно было в пять начать репетицию. И вы знаете, ему удалось многим сообщить, а нескольких предупредил я сам. Карл пришел ко мне без четверти пять доложить, как идут дела. И мы пошли в театр.

— Вместе?

— Нет. Карлу потребовалось посетить уборную. Он появился в театре вскоре после меня.

Конечно, Пикок и Карл могли проникнуть в номер Элизабет так, чтобы их не заметила Джоан Дэвис, когда двигалась со стороны лестницы. Ну и что? Почему именно они? Зачем им было нужно убивать Элизабет? Размышлять об этом было пустой тратой времени.

— Вы, конечно, будете на разбирательстве? — спросил он.

Пикок посмотрел на часы.

— Да. Мы успеваем.

Фен допил кофе.

— Вам прислали повестку?

— Нет. А вот Стейплтон получил. — Пикок встал. — Нам, пожалуй, пора идти, если хотим быть там вовремя. Подождите, пожалуйста, в вестибюле, я схожу за пальто.

«Что-то должно случиться, обязательно, — думал Фен, ожидая дирижера. — Чем ближе к развязке, тем вероятнее. Но что это будет, сейчас не догадаешься».

Солнце делало робкие попытки заявить о себе. Они шли по Кронмаркет-стрит к зданию муниципалитета, где было назначено разбирательство коронера. У входа была толпа желающих попасть внутрь, и если бы не знакомый сержант, им пришлось бы некоторое время постоять. В зале находились все, кого пригласили: Адам, Элизабет, Джоан, Карл, Борис, Джудит, инспектор Мадж, сторож Фербелоу, доктор Рашмоул и даже благодушно улыбающийся маэстро в строгой черной шляпе, которого сопровождала Беатрикс Торн.

Унылая обстановка зала никого не удивляла. Веселыми такие помещения не бывают. Грубая деревянная дверь, большие, давно не мытые окна, неудобные шаткие стулья. Публике предлагали здесь сидеть за старыми школьными партами в чернильных пятнах, с автографами учеников прошедших поколений. На возвышении располагался стол и места для присяжных, чуть поодаль стол и кресло коронера. Справа места для прессы. В зале стоял негромкий гул голосов.

Пикок подошел к Маджу.

— Мы не сомневаемся, что вердикт будет самоубийство, — сказал после приветствия инспектор. — А нембутал к делу не относится.

— То есть вы не намерены искать преступника? — спросил Фен.

— Нет, если не появятся какие-то новые факты, — ответил инспектор.

— А что было на табурете, который обнаружили опрокинутым в гримерной?

— Следы туфель Шортхауса и отпечатки его пальцев. Что подтверждает версию самоубийства.

— Или умно задуманное убийство, — добавил профессор.

Поразмышляв, стоит ли рассказать инспектору о покушении на Элизабет, он решил этого не делать и вернулся на место.

К нему повернулась Элизабет:

— Прошу меня простить, профессор. Я вчера погорячилась.

— Это пустяки.

— Нет, профессор, я вчера вела себя с вами неподобающе, — настаивала Элизабет.

Фен улыбнулся:

— А я ничего такого не заметил, так что забудем. Адам, как вы себя чувствуете? У вас такой вид, что…

— У него похмелье, — сказала Элизабет. Адам кивнул, подтверждая грустный диагноз. — Я до сих пор не могу прийти в себя после вчерашнего, — призналась Элизабет.

— Да, это было скверно, — Фен кивнул, — но сейчас перестаньте тревожиться. Все будет в порядке.

Свои места заняли присяжные. Пятеро мужчин и две женщины. Их старшина, невысокий, пухлый мужчина с писклявым голосом, почему-то сразу Фену не понравился. Он как-то пошло пошутил насчет неудобных стульев.

Наконец появился коронер, и все в зале начали поспешно гасить сигареты.

Заседание началось.

Глава 17

О коронерах некоторые высказываются неодобрительно, и, наверное, в отдельных случаях это справедливо. Но данный коронер оказался толковым и неглупым, собирающимся провести разбирательство без суеты и несообразностей. Присяжные приняли присягу и отказались от осмотра тела погибшего. Затем было проведено официальное опознание. После чего коронер вызвал доктора Рашмоула.

— Причиной смерти была остановка дыхания, — сообщил он. — Из-за смещения второго и третьего шейных позвонков.

— Есть ли у вас по этому поводу сомнения?

— Никаких. Результаты посмертного вскрытия это подтверждают. Кроме того, на основе анализа содержимого желудочно-кишечного тракта у нас появилось основание предполагать, что за некоторое время до смерти покойный принял чрезмерную дозу депрессанта.

— И как это подействовало на мистера Шортхауса?

— Возникла гиперсомия, близкая к коме, вероятнее всего сопровождающаяся помутнением сознания в сочетании с потерей памяти.

— Это могло привести к смерти?

— Да, но в данном случае такого не случилось.

Доктор покинул свидетельскую трибуну, где его сменил специалист-химик.

— Это вы проводили анализ содержимого желудочно-кишечного тракта покойного?

— Да.

— И каковы результаты?

— Установлено присутствие семидесяти гранов гипнотического барбитурата.

— Какого именно?