В отличие от кабинета гостиная выглядела захламленной и неприбранной: обстоятельство, столь же ярко характеризовавшее жену, сколько идеальный порядок в кабинете — мужа. Самой примечательной вещью в комнате являлась большая картина, которая висела в позолоченной раме над камином и изображала жену Лота, обращенную в соляной столп. В городе за ее спиной полыхало пламя, а сам Лот созерцал все происходившее с таким видом, словно это был какой-то любопытный технический эксперимент, устроенный исключительно для его развлечения. Под исполинским холстом, будто предметы, принесенные в дар языческому божеству, на столах и стульях лежали всевозможные образчики вязания, вышивки и штопки. Даже беглый взгляд на дом свидетельствовал о том, что миссис Лав вела свое хозяйство со скрипом. Представив, какой должна была быть семейная жизнь между помешанным на аккуратности мужем и неряшливой женой, Фен уже не удивлялся, что события этого вечера не погрузили миссис Лав в пучину горя.
К хозяйке дома, хотя она еще комкала в руке влажный платок, вернулась ее прежняя разговорчивость, а в глазах появился нездоровый блеск. Стэгг, пробормотав несколько соболезнующих фраз, в замешательстве замолчал.
— Кто это сделал, мистер Стэгг? — воскликнула женщина. — Он застрелился? Что произошло?
Суперинтендант постарался сохранить невозмутимый вид.
— Мы не думаем, что ваш муж застрелился, миссис Лав, поскольку оружие в комнате не найдено. А по поводу того, что произошло… Мы надеемся, что вы поможете нам выяснить это.
В наступившей паузе стало слышно, как в коридоре разговаривают медики. Миссис Лав спросила:
— Но чем я могу вам помочь, мистер Стэгг? Я ничего не знаю, абсолютно ничего! Все это поразило меня как удар грома! А бедняжка Майкл — такой милый! Я хорошо помню его в Мерфилде. У мужа там был пансион, вы знаете, он назывался Питерфилд, хотя, по-моему, гораздо лучше, когда пансионы называют по имени их управляющих. Бедняга Майкл являлся старостой за год до того, как он ушел, — или нет, это было в год его выпуска…
— Да, да, мэм, — торопливо перебил Стэгг, — мы знаем. Но что касается этого вечера…
— Все из-за кофе, — неожиданно произнесла миссис Лав.
— Простите, мэм?
— У нас закончился кофе, наверное, его выпила миссис Фиске, моя домработница. Прислуга теперь такая странная, никогда не знаешь, что она выкинет, если повернуться к ней спиной… Но я понимала, что Эндрю не станет пить чай или какао, он очень придирчив, например, в том, чтобы не употреблять ни капли спиртного. Я подумала…
— Миссис Лав, давайте по порядку. Когда вы в последний раз видели мужа живым?
Похоже, ее удивил этот вопрос.
— Разумеется, за ужином. После ужина Эндрю всегда работает в кабинете до без четверти одиннадцать и просит, чтобы никто не беспокоил его в это время. А это неудобно, ведь часто приходят люди, которые не знают о его привычках, и я вынуждена объяснять, что он не может принять их, а посетителей это обижает…
Фен, терпеливо ждавший своей очереди, решил вмешаться:
— Но другие учителя об этом знают?
— Да, и даже подшучивают над его педантичностью. Говорят, что могут ставить часы по Эндрю, и время будет абсолютно точным, да иногда я и сама его ругала, мол, нельзя превращаться в затворника, но он не хотел ничего менять. Мне приходилось к нему подлаживаться, а поскольку я не очень пунктуальна, это было довольно трудно, но нельзя же иметь сразу все, правда?
Стэгг согласился с ней — не потому, что счел это замечание особенно умным, а просто понимал, что если немедленно не возьмет инициативу в свои руки, то ему придется допрашивать вдову до утра.
— Что случилось после ужина? — спросил он.
— После ужина Эндрю работал в своем кабинете, а я писала письма. По правде говоря, ненавижу это занятие и всегда стараюсь оттянуть его до последнего, хотя Эндрю настаивает, чтобы на письма отвечали в день их получения, что вполне естественно, иначе потом они повиснут на вас как камень.
— Вечером никто вам не звонил?
— Нет, мистер Стэгг. Как я уже сказала, Эндрю постоянен в своих привычках. Он всегда…
— Да, да, вы уже говорили. Я вас понял. Вы не заметили в этот вечер ничего необычного?
— Хм. — Миссис Лав впервые сделала паузу, обдумывая его вопрос. — По радио передавали странный спектакль, интеллектуальный, я такие не люблю, они иногда передают подобные вещицы. Наверное, Эндрю такое бы понравилось, с ним я всегда чувствовала себя так, словно мне еще многому надо учиться, а это, знаете ли, было нелегко.
— Конечно, конечно, это было нелегко. И вы совсем не выходили из дома?
— Выходила. Я отправляла письма.
— В какое время, мэм?
— Могу сказать точно, потому что обычно я внимательно слежу за временем. И в тот момент я подумала, что если немного поспешить, у меня еще есть возможность бросить письма с вечера, чтобы их разослали с утренней почтой, несмотря на то что ящик находится довольно далеко. Но я все-таки заставила себя выйти, ведь два письма надо было отправить еще на прошлой неделе, хотя, видимо, не так уж важно, посылать их утром или вечером, но каждый делает, что может.
Стэгг подавил раздражение.