Лебединая песня: Несобранное и неизданное

Уж въявь, у самой головы
Я слышал тихий шум травы;
Персты прохладные дождя,
Сухие губы холодя,
Снимали с них запретный знак
Печати смертной… Тяжкий мрак
Упал с очей… И, как мечту,
Я видел яблони в цвету,
Сверканье капель дождевых,
И трепет пятен световых,
И высь, синее бирюзы;
Вдали терялся гул грозы;
И орошенный ливнем сад
Свой благовонный вздох был рад
Прислать к надгробью моему…
И, как случилось, – не пойму, –
Но я, вдохнув тот аромат,
Души почувствовал возврат.

22

Вскочил я… Крикнул… Страстно дик
Был голос мой. Подобный клик
Мог кинуть в дали, до небес
Лишь тот, кто умер… и воскрес.
Я, как безумный, ликовал:
Руками страстно обвивал
Стволы деревьев; бархат трав
Лелеял, вновь к земле припав;
Опять поднявшись, вновь ласкал
Листву кустов и камни скал,
И, руки к небу вознося,
Смеялся я, смеялся я.

23

Смеялся я, пока прилив
Рыданий, горло захватив.
Не стиснул груди. Перебой
Мне сердце сжал… И сам собой
Нежданно хлынул из очей
Горячих слез живой ручей…
А с ним безудержна была
Молитвы пламенной хвала.

24

Ты, Боже, славен и велик.
Ты в жизни мира – многолик, –
Но Образ Твой я обрету
Везде, как свет и красоту.
Пройдешь ли, над травой скользя,
Мне в ней сверкнет Твоя стезя;
На самый тихий шепот
Твой Я отзовусь мечтой живой;
В глухой ночи и светлым днем,
Идя всегда Твоим путем,
Везде я к сердцу Твоему
Уста молитвенно прижму.

25

Ведь если мир Твой и широк,
Не шире сердца он; высок
Небесный купол, но и тот
Не выше, чем души полет.
И сердце чуткое, горя,
Раздвинет сушу и моря,
А бездну неба рассечет
Души дерзающей полет,
И явит миру – Лик Творца…
Тому ж, кто Божьего Лица
Не отразил, – беда тому…
И сердце тусклое ему,
Соединясь в урочный срок,
Расплющат Запад и Восток,
Его задавит свод небес
За то, что в мире, средь чудес,
Душою мелкой не умел
Постичь он чуда Божьих дел.

19 марта 1940, Нью-Йорк