Лебединый трон

В его комнате полный беспорядок. Она меньше моей и служит одновременно спальней и гостиной. Постель застелена – об этом, скорее всего, позаботился слуга, – но на полу разбросаны бумаги, кипы романов и тетрадей, повсюду валяются свитки.

Я оглядываюсь, пытаясь найти место, где можно присесть.

– О, позвольте мне передвинуть их, – он хватает стопку книг со стула, ищет свободное место, чтобы положить их, и добавляет их в другую стопку. Вся эта постройка опасно шатается.

– Люсьен, пожалуйста, скажите мне, что вся эта работа не из-за того, что вы мой служащий. Несомненно, вам нужен помощник, или…

– Нет. Это не имеет никакого отношения к Атратису. Я имею в виду, кое-что из этого относится, но… – Он показывает на картину красивого квадратного дома, стоящего на камине. – Многое связано с Хэтчлендсом. У моей матери плохое здоровье, а мой младший брат занят учебой. Кто-то должен позаботиться о делах поместья.

Чувство вины заставляет меня поежиться. Почему лорд Ланселин приказал Люсьену явиться ко двору вместе со мной при таких обстоятельствах?

– Ваш отец… не осознает, какую ношу вы взвалили на себя.

Лицо Люсьена каменеет.

– Мой отец занимается только Мерлом и управлением доминионом. Это его приоритет. Так было всегда.

В его голосе слышится горечь, та самая горечь, которую я заметила, когда подслушала, как они с лордом Ланселином спорили в библиотеке несколько недель назад.

– Это моя вина. – Я смотрю на свои руки, на кольцо защитницы, с осуждением поблескивающее на моем указательном пальце; тяжелый золотой ободок вспыхивает над квадратом, с глубоко вырезанным внутри гербом дома Сигнуса Атратиса. – Когда умер мой отец, я не хотела брать власть в свои руки. Мне не хотелось тратить время на споры и переговоры о заключении договоров. Простите, Люсьен. Когда мы вернемся, я постараюсь, я…

– Это не из-за вас, миледи. Из того, что я узнал, верность моего отца была установлена задолго до вашего рождения. До того, как мы оба родились. Когда он и ваш отец были молоды… – Он пожимает плечами и толкает свиток носком ботинка. – Наверное, ему не следовало жениться, но он женился. Он любит мою мать, но никогда не любил ее так сильно, как вашего отца.

Все эти годы, что я росла там, и все годы, что лорд Ланселин жил в Мерле, а не в собственном доме… я понятия ни о чем не имела. Знал ли мой отец, что чувствует Ланселин? Было ли ему не все равно?

– Простите, – повторяю я, потому что не могу придумать, что еще сказать. Пока не слышу урчание в животе Люсьена. – Приходите сегодня вечером ужинать со мной, Ароном и Одеттой. Мы сидим вместе в комнате Арона.

– Нет. Арон меня недолюбливает. Это было бы весьма неловко. И, кроме того, меня не приглашали.

– Я вас приглашаю.

– Но еда подается не в ваших комнатах, – его челюсти сжаты, я вижу, что он будет упрямиться.

– Хорошо. Тогда я достану вам приглашение.

Он качает головой:

– Ваша Светлость.

Я грожу ему пальцем:

– Я категорически запрещаю вам пропадать.

Я посылаю Летию сначала проверить конюшни (конюхи не любят, когда дворяне появляются без предупреждения и пугают лошадей). Она возвращается с вестью, что Арон вернулся с прогулки около часа назад – он должен быть где-то во дворце. Я брожу из комнаты в комнату, иду через сад и в конце концов нахожу его в храме. Я немного удивлена: сегодня не День красных угольков, а Арон никогда не казался мне особенно религиозным. Он стоит в большом пустом зале, который является ядром храма, и смотрит на изображение на потолке: Творец в виде Жар-птицы, вылетающей из центра звезды.

– Красиво, не так ли? – Он показывает на сверкающую мозаику, из которой выложена картина. – Как родился мир в огне, так в нем и сгорит.

Я узнаю в его словах цитату из литании[4], хотя и не могу вспомнить, какой именно.

– Это прекрасно. Хотя я не уверена, что хочу закончить в пламени, – тень безымянного человека, сожженного Патрусом, беспокойно шевелится в глубине моего сознания, смешиваясь с огнем и дымом последнего полета моего отца. – У меня к тебе просьба, кузен.

Он приподнимает брови, выжидая.

– Могу я пригласить Люсьена поужинать с нами сегодня вечером?

На лице Арона мелькает выражение отвращения.

– И это все? Я думал, ты собираешься спросить меня о чем-то стоящем.

– Например?

– Например, убью ли я ради тебя Патруса? Я бы определенно согласился, кстати. Может, я и не умею летать, но меч в моей руке точно имеет силу. Достаточную, чтобы рассечь его вялую плоть.

– Ну… я буду иметь это в виду. Но как насчет Люсьена? Я знаю, что он тебе не очень приятен…

– Ошибаешься, кузина. Я терпеть его не могу.

В его голосе столько обиды, что я на время замолкаю.

Арон закатывает глаза:

– Полагаю, ты можешь привести его. Если это необходимо.

– Спасибо. Сейчас он выглядит таким грустным. Я думаю, что его мать нездорова, и…

– Избавь меня от жалких подробностей. Я ведь сказал «да», не так ли?

Я делаю глубокий реверанс, что заставляет его улыбнуться.

– Тогда до вечера, Ваше Высочество, – я возвращаюсь к главному входу, но, выходя из храма, оборачиваюсь: Арон снова уставился в потолок.