Лебединый трон

Усталость затуманивает мой мозг. Я пытаюсь вернуть разговор к заговору Зигфрида.

– Это не имеет значения. Ничего. Какая разница…

– Что случилось, Адерин? Он сделал вам больно? – Люсьен подходит ближе, его глаза сверкают. – Клянусь, я убью его, если…

– Ничего не случилось, Люсьен! Он поцеловал меня, я сказала ему остановиться, и он перестал, – я не хочу вспоминать, что мне было жаль Зигфрида, не говоря уже о том, чтобы произносить это вслух. У меня болят плечи, я поднимаю руку и пытаюсь растереть мышцы. – А вам-то какое дело? Я была слишком глупа, что пошла туда с ним.

Я вопросительно смотрю на Люсьена.

Он пожимает плечами:

– Причинить вред вам – значит навредить Атратису. Я чувствую себя обязанным по чести добиться компенсации за ущерб.

Люсьен и его честь – интересно, волнует ли его что-нибудь еще? Но я слишком устала, чтобы вести спор дальше.

– Вы не могли бы помочь мне взлететь, Люсьен. Я не знаю, к кому еще обратиться, – он смотрит на ковер и не отвечает. – Остановить Зигфрида – вот что сейчас важно. Можете потом ругать меня за отсутствие здравого смысла, если мы оба останемся живы.

Люсьен вздыхает и проводит обеими руками по волосам.

– На этот раз вы правы. – Он поднимает стул, но тут же прислоняется к стене, скрестив руки и ноги. – Ну что, Ваша Светлость?

– Я подумала…

– Давно пора, – бормочет Люсьен.

– …есть две вещи, которые мы должны сделать. Во-первых, найти какие-то осязаемые доказательства планов Зигфрида. Я могла бы пойти прямо к Собранию, но тогда это будет просто словесная перепалка. И я не думаю, что меня послушают. Тем более когда все убеждены, что мы с Зигфридом любовники, – это слово кажется мне горьким на вкус.

Люсьен сжимает губы, как будто только героическим усилием удерживает себя от едкого замечания.

– Довольно. Вы можете найти комнату, в которую он привел вас вчера вечером?

– Я могла бы попытаться, но… – Я качаю головой. – Скорее всего, нет. Я не знала, что он задумал, когда мы направлялись туда, и потом… – Я снова слышу тошнотворный стук плоти о камень, когда олорские стражники бросили тело Флейфезера в подвал. Стражники, которых там вообще не должно было быть. По моему позвоночнику пробегает рябь ужаса. – Вместо этого я обыщу комнату Зигфрида. Он сказал мне, что послезавтра возвращается в Олорис. Я найду удобный момент и проскользну внутрь.

Люсьен качает головой:

– Это слишком опасно. Если вас поймают…

– Если меня поймают, я скажу, что забыла про его отъезд, что хотела его видеть и решила оставить записку. Как-то так.

Он смотрит на меня с сомнением.

– Но что, по-вашему, вы найдете? Он не оставит компрометирующие улики разбросанными по спальне. Зигфрид умен.

– Так и есть, – я качаю головой. – Я не понимаю, как король мог обмануться, как мог счесть его глупцом.

– Он хотел в это верить, – отвечает Люсьен. – Это уже полдела.

– Думаю, да. Но я полагаюсь на то, что Зигфрид тоже высокомерен. Он думает, что все знает, все контролирует… возможно, он достаточно беспечен, чтобы оставить следы своих преступлений. Например, лист, которым он убил ястреба.

– Лист?

– Какое-то сухое растение. Я не… – Я крепко зажмуриваюсь, когда отчаянный стон Флейфезера эхом отдается в моей голове. – Не помню, как он его назвал.

Выражение лица Люсьена торжественно; теперь в нем нет ни следа сочувствия, которое он выказал после того, как Патрус напал на меня.

Я встаю и подхожу к окну, чтобы не смотреть на него.

– Опишите мне его, – говорит он. – Я пойду и обыщу комнату Зигфрида.

– Нет. У меня больше причин быть там. Я хочу, чтобы вы вернулись в Мерл. Расскажите лорду Ланселину, что происходит, возьмите ключ от лаборатории и поройтесь в книгах моего отца. Поищите рецепт чего-нибудь вроде противоядия и принесите его сюда. Я надеюсь, что это защитит Одетту от действия зелья, если нам не удастся остановить Зигфрида до того, как он зайдет так далеко.

Тишина. На мгновение я задумываюсь, не предложит ли Люсьен дать лекарство и моему дяде…

– Хорошо. Я улечу сегодня после банкета.

Никакого упоминания о короле, что радует. Мое желание отомстить ему по-прежнему достаточно сильно.

Люсьен подходит и встает рядом со мной у окна.

– Ваша Светлость… – Он замолкает, проводя ногтем большого пальца по мягкому дереву подоконника. – Миледи, если мы выживем…

– Я знаю. Я не жду прощения. Или снисхождения.

Он хмурится, выражение его глаз невозможно прочесть.

– Тогда… до вечера.

Он кланяется и уходит. У меня остается немного времени, прежде чем настанет момент переодеваться, поэтому я снова смотрю в окно. Но то, что я вижу, – это не пейзаж, а моя мать, поглаживающая мне спину и с тревогой наблюдающая, как меня тошнит ядовитыми ягодами, которые я съела в саду в редкий момент без присмотра, и мой отец с записной книжкой в руках, склонившийся рядом и успокаивающий ее: «Не волнуйся, любовь моя, я работаю над лекарством, которое мы можем дать ей, если она сделает это снова…»

Они так заботились обо мне. Я складываю руки вместе.

«Если ты меня слышишь, помоги мне все исправить. Пожалуйста».