Lebens-Ansichten des Katers Murr / Житейские воззрения кота Мурра

Вот видите, любезные читатели, истинный поэт может даже находится и не в шепчущем лесу, и не у шумящих вод, а тем не менее он сумеет их воспевать; где бы он ни находился, к нему всюду донесутся эти шумливые волны и он почувствует своей артистической душой все что угодно. Если кто-нибудь придет в крайнее изумление по поводу вышеупомянутых стихов, замечательных по своему совершенству, я со свойственной мне скромностью обращу его внимание на то, что я находился в состоянии экстаза, вдохновения влюбленности, а ведь всякому известно, что если кто влюблен, так он непременно сочиняет стихи, хотя, быть может, вообще говоря, он еле способен даже подбирать такие рифмы, как «нежный» – «мятежный» или «слезы» – «грезы»; быть может, он даже неспособен без особого напряжения придумать и эти далеко не экстраординарные рифмы, все равно, стоит ему влюбиться, – и он так же неизбежно будет обуян духом поэзии, как человек, страдающий насморком, неизбежно должен чихать. Мы обязаны уже многими произведениями этим экстазам прозаических натур, и весьма отрадно, что таким путем получают на некоторое время громкую репутацию даже разные Мисмисы человеческой породы, обладающие далеко не выдающейся beaute. Если такая вещь происходит с помертвелым сухим деревом, что же должно быть со свежей зеленеющей ветвью? Другими словами говоря, если, благодаря чувству любви, даже прозаические собачьи натуры превращаются в поэтов, что же должно быть с истинными поэтами в эту стадию их жизни! Итак, я и не думал сидеть в лесу, исполненном шепота, или у шумящих вод, я просто-напросто сидел на высокой, холодной крыше, месяц едва светил, – и, однако же, я искренне умолял о помощи, видя пред собой вдохновенным взором и ясный месяц, и плещущие воды и все вообще красоты природы. Довольно трудно было подобрать надлежащую рифму к названию моей породы – кот. Ведь не мог же я, например, рифмовать это название со словом «скот». Однако я нашел добропорядочные рифмы и тем самым еще раз убедился, что моя порода имеет несомненные преимущества перед человеческой, потому что к слову «человек» немыслимо придумать какую-либо рифму, кроме пошлой, избитой рифмы – «век». Говорят, что какой-то остряк сказал по этому поводу:

Ничтожный жалкий человек
Сидит без рифмы целый век.

Я мог бы добавить:

Питомец муз, ученый кот
Сплетает рифмы круглый год.

Не тщетно расточал я звуки сердечной пламенной тоски, не тщетно умолял и лес, и воды вернуть ко мне царицу дум моих: за дымовой трубой красавица гуляла, чуть слышались ее воздушные шаги.

– Это ты, мой милый Мурр, сейчас так сладко пел? – спросила Мисмис.

– Как, – воскликнул я с радостным изумлением, – ты знаешь мое имя, очаровательное создание?!

– О, конечно! – воскликнула она. – Ты полюбился мне с первого взгляда, и больно стало сердцу моему, когда два моих кузена так неделикатно столкнули тебя в сточный желоб…

– Не будем говорить о сточном желобе, – прервал я ее, – лучше скажи мне, прелестное дитя, любишь ли ты меня?

– Я навела о тебе справки, – продолжала Мисмис, – и узнала, что ты называешься Мурром и живешь в полном довольстве у очень доброго господина, пользуясь у него всеми усладами жизни, которые ты мог бы даже разделить с нежной супругой. О, я люблю тебя, милый Мурр!

– Возможно ли? – воскликнул я в неземном блаженстве. – Сон это или действительность? Что с тобой, мой рассудок? Ха! Где я? На земле, на крыше или в облаках? Кто я? Все тот же кот Мурр или кто-нибудь другой? Приди на грудь мою, желанная! Но скажи мне прежде свое имя, прекраснейшая!

– Я называюсь Мисмис, – отвечала малютка, пролепетав свое имя в нежной застенчивости и садясь доверчиво рядом со мной.

О, как она была прекрасна! Серебром отливал под луной ее белый пушистый мех, в ее зеленых глазках искрился пламень страсти и нежности. Ты…

(Мак. л.) …должен был, любезный читатель, знать все это и раньше; но впредь я, наверно, не буду так перескакивать с одного предмета на другой. Итак, с отцом принца Гектора случилось то же самое, – что и с князем Иренеем: он выронил из кармана свои владеньица, – каким образом, он и сам не знал. Принц Гектор был расположен только к тихой, мирной жизни, тем не менее княжеский стул ускользнул из-под него и тогда он, не имея более возможности управлять, пожелал, по крайней мере, командовать: поступил на службу во французские войска, отличился храбростью, но, когда в один прекрасный день некая цитристка пропела ему: «Ты знаешь ли край, где рдеют лимоны», он отправился немедленно в тот край, где лимоны действительно рдеют, то есть в Неаполь, и вместо французского мундира надел на себя неаполитанский. Он был расторопным генералом, насколько вообще принц может быть расторопным.