Lebens-Ansichten des Katers Murr / Житейские воззрения кота Мурра

Принц Игнац уже осведомился, весьма кстати, есть ли в Неаполе красивые чашки и сколько их у принца Гектора. Все приветствия были сказаны принцу, и он уже хотел опять обратиться с каким-то вопросом к Гедвиге, как вдруг открылись двери и князь пригласил принца посмотреть на великолепную сцену: он призвал в парадную залу решительно всех, кто только имел хоть что-нибудь, соответствующее придворной пышности. Он был на этот раз менее строг в выборе, чем прежде, так как Зигхартсгоф мог собственно считаться загородным княжеским двором. Бенцон вместе с Юлией также была в числе присутствовавших.

Принцесса Гедвига была сдержанна, задумчива, безучастна и, по-видимому, обращала на прекрасного гостя из южных стран не больше и не меньше внимания, чем вообще на всякое новое лицо, показавшееся при дворе; когда же ее фрейлина, краснощекая Наннэт, не преминула шепнуть ей на ухо, что чужестранный принц удивительно хорош собой и носит мундир, прекраснее которого она в жизни своей не видела, Гедвига довольно сурово спросила ее, не сошла ли она с ума.

Принц Гектор, подобно павлину, распускающему свой пышный хвост, развернул перед принцессой всю свою хвастливую галантерейность. Гедвига, почти оскорбленная неистовством его слащавой восхищенности, спросила об Италии, о Неаполе. Принц нарисовал ей райский сад, в котором она должна была бы играть роль владычицы-богини. Он выказал себя знатоком в деле искусства, говорил со своей дамой таким образом, что все слагалось в гимн, восхваляющий ее красоту, ее очарование! Но как раз на самом интересном месте этого гимна принцесса отвернулась от принца Гектора и подскочила к Юлии, заметив ее вблизи. Прижав ее к своей груди, она надавала ей тысячу ласковых имен и, обратившись к принцу, который только что опять к ней подошел, несколько шокированный ее бегством, воскликнула:

– Это моя милая, славная Юлия, моя возлюбленная, дорогая сестра!

Принц устремил на Юлию пристальный, странный взгляд, заставивший ее покраснеть до ушей и обернуться к матери, стоявшей сзади. Но принцесса опять обняла ее и воскликнула «Милая, милая Юлия!», и при этом у нее выступили слезы на глазах.

– Принцесса, – проговорила тихонько Бенцон, – к чему такое эксцентричное поведение?

Гедвига, не обращая внимания на слова Бенцон, обратилась к принцу, на уста которого легла печать молчания, и, если раньше она была сдержанна, серьезна и недовольна, зато теперь предалась тем большей веселости. Наконец, туго натянутые струны ослабли, и ее настроение сделалось более мягким, кротким, женственным. Она была любезнее, чем когда-либо, и принц казался совершенно увлеченным. Потом начались танцы. Принц, после того как были исполнены самые разнообразные танцы, вызвался дирижировать национальным неаполитанским танцем, и ему легко удалось дать всем присутствующим ясное о нем представление, так что все пошло хорошо и даже страстный, нежный характер этого танца был удачно выполнен.

Но никто не понял так всецело истинный его характер, как Гедвига, танцевавшая с принцем. Она попросила повторить, и когда танец был окончен во второй раз, Гедвига, не обращая внимания на слова Бенцон, которая увидела на щеках принцессы подозрительную бледность, настаивала, чтобы танец был исполнен в третий раз; она уверяла, что только теперь он удастся ей вполне. Принц был в восхищении. Он носился с Гедвигой, каждое движение которой было воплощением грации. Во время одной из бесчисленных фигур танца, принц страстно прижал к груди свою очаровательную даму, но в то же мгновение Гедвига, покоясь в его объятиях, лишилась чувств.

Князь подумал, что на придворном балу не должно быть такой неприличной помехи и что только дачное положение может извинять многое.

Принц Гектор собственноручно отнес Гедвигу в соседнюю комнату, положил ее на софу, а Бенцон стала тереть ей виски какой-то сильной туалетной водой, оказавшейся у лейб-медика. Последний, впрочем, сообщил, что это не больше, как нервный припадок, который вызван слишком усердным исполнением танца и который пройдет скоро сам по себе.

Врач был прав: по истечении всего нескольких секунд принцесса с глубоким вздохом открыла глаза. Принц, как только заметил, что Гедвига оправилась, немедленно протеснился через толпу дам, окружавших софу, встал перед принцессой на колени и начал обвинять себя, говоря, что это он виноват во всем и что такое сознание разрывает ему сердце. Но едва принцесса увидела его, она с отвращением и страхом воскликнула: «Прочь, прочь!» – и опять лишилась чувств.

– Пойдемте, – проговорил князь, беря принца за руку, – пойдемте, любезнейший принц, ведь вы еще не знаете, что принцесса иногда одержима странными фантазиями. Бог знает, в каком виде вы предстали перед ней теперь, когда она в таком состоянии! Вообразите себе: еще в детстве своем – entre nous soit dit – принцесса в продолжение целого дня считала меня Великим Моголом и настаивала, чтобы я выезжал в бархатных туфлях, на что я наконец решился, хотя не рискнул отправиться в таком виде дальше собственного сада.