До подошвы далеких гор простиралась эта долина. По лугам, покрытым сетью блестящих, зеркальных ручьев, паслись бесчисленные стада; весело шли крестьяне из деревень, разбросанных там и сям между богатыми нивами; из душистых кустов раздавалось звучное пение ликующих птиц; пленительно грустные звуки рогов порой доносились из лиственной чащи далекого, темного леса; светлые воды широкой реки прорезали долину, и скользили по ним тяжелые лодки, паруса, развеваясь, сияли, и с быстро плывущих судов раздавались веселые возгласы. Везде роскошный избыток даров благодетельной, щедрой природы, везде живая, кипучая жизнь. Кто смотрел с холма, из окон аббатства, на этот смеющийся ландшафт, тот невольно чувствовал, как грудь его вздымается от сознания полноты внутреннего довольства.
Однако несмотря на благородную величественность грациозных контуров здания, внутренние украшения церкви отличались чисто монашеским безвкусием, обилием пестрой, позолоченной резьбы и мелкой живописи, которая производила впечатление чего-то обременительного. Тем больше зато взор поражался строгим стилем отделки, украшавшей комнаты аббата. К церковным хорам примыкала непосредственно обширная зала, служившая одновременно местом собраний для духовных лиц и помещением для инструментов и музыкальных нот. Зала эта соединялась с комнатами аббата длинным коридором, в виде ионической колоннады. Шелковая обивка стен, избранные картины лучших мастеров самых разнообразных школ, бюсты и статуи великих мужей церкви, ковры, нарядные полы живописной кладки, дорогая утварь – все указывало на изобилие и богатство монастыря.
Но это богатство не имело ничего общего с такой пышностью, которая ослепляет глаз, не радуя его, поражает чувства, внушая лишь удивление, но не возбуждая ощущения внутреннего довольства. Каждая вещь была на своем месте, ничто не вырисовывалось с назойливой хвастливостью. Ни одна из отдельных частей не заставляла остановиться на себе с особенным, исключительным вниманием, между тем как все в целом производило чарующее впечатление. Причиной этого была полная гармоничность обстановки – именно такое чувство гармонического соответствия и можно назвать хорошим вкусом. Уютность покоев аббата граничила с роскошью, не будучи, однако, роскошной: таким образом, никто не мог быть шокирован тем, что все это принадлежит духовной особе и устроено исключительно для нее. Поселившись в Канцгейме несколько лет тому назад, аббат Хризостом сам устроил здесь все по своему вкусу, и весь характер его высказался в этой обстановке: прежде чем его узнали лично, он уже зарекомендовал себя, как человека высокообразованного. Ему еще не было сорока лет. Стройный, высокий, он своими манерами, мягкими и полными достоинства, своим прекрасным лицом, мужественным и вдумчивым, производил на всех впечатление, вполне соответствующее его сану. Пылкий ревнитель церкви, неустанный защитник прав своего ордена, прав своего монастыря, он, однако, казался уступчивым и терпеливым. Но именно эта кажущаяся уступчивость была в его руках сильным оружием, побеждавшим всех. Если за учтивыми, безыскусственными словами, как бы идущими из глубины сердца, чувствовалась монашеская хитрость, все же в его поведении видели только умелость выдающегося церковного деятеля, глубоко проникшего во все тайны церковной жизни. Аббат был воспитанником Рима. Не будучи сам расположен отказывать себе в тех удобствах, которые не противоречили требованиям его сана, он и всем своим подчиненным предоставлял полную свободу, в границах соответствия с положением монаха. Одни, склонные к изучениям, занимались в уединенных кельях излюбленными науками, другие весело бродили в монастырском парке, отдаваясь шумным беседам. Лица, склонные к религиозной мечтательности, проводили все время в молитве и посте, другие не отказывали себе ни в каких лакомствах и ограничивали свои религиозные требы лишь исполнением правил ордена. Одни никогда не выходили из монастыря, другие отправлялись в дальние странствования, а иногда переменяли длинную монашескую одежду на короткую охотничью куртку и весело бродили по лесам. Но, несмотря на различие вкусов и мнений, которое разделяло монахов, все они сходились в одном: каждый из них с энтузиазмом любил музыку. Почти все они были прекрасные музыканты, а некоторые являлись даже виртуозами, способными сделать честь любой княжеской капелле. Богатое собрание музыкальных нот, выбор превосходнейших инструментов, частые исполнения избранных произведений, все это давало обитателям монастыря возможность заниматься музыкой практически и с большою тщательностью.