— Человек, который планирует наперед. Предвидение, всегда предвидение, это лучшая черта любого значимого человека.
— Я просто надеялся, что смогу пробовать свое пиво, прежде чем снова придется идти, — сказал Бенедикт и демонстративно глотнул из своей кружки. — Как твой чай, кузина?
— Вполне сносный, — ответила Гвендолин, но все-таки добавила в него солидную порцию меда, помешала его и отпила. Даже едва теплый чай был чаем, слава богу, и чем-то, что казалось нормальным среди всех странных событий последних нескольких дней.
— Мастер Ферус… пару слов.
Ферус осушил вторую кружку, тихо, довольно скромно рыгнул и улыбнулся ей.
— Да, дитя?
— Вы же не собираетесь лишаться здравого смысла безо всякой на то причины?
Он прищурил глаза и взглянул на Бенедикта проницательным заговорщическим взглядом.
— А она не промах, не так ли?
— Несмотря на то, что все хотят так думать, не промах, — согласился Бенедикт с вежливым тоном. — Мне кажется, ей нравится, когда все считают, что она слишком поглощена собой, чтобы замечать все, что происходит вокруг нее.
— Либо так, либо пусть считают, что я бездушная. Как мама, — сказала Гвен. — Я просто не смогу заставить себя опуститься до такого уровня.
Ферус глубокомысленно кивнул.
— Нет, не такая как ваша мать. Не могу этого допустить. — Он перехватил третью по счету кружку поудобней и улыбнулся. — На самом деле, вы совершенно правы, мисс Ланкастер. Есть причина моего безумия. Ну. Этого конкретного безумия, во всяком случае.
Он снова надолго приложился к кружке, хотя на этот раз не прикончил ее за один присест.
— И что это? — поторопила его Гвен.
— Вы должны понимать, что мы делаем, — сказал Ферус, — или это будет казаться бессмыслицей.
— Мы? Вы имеете в виду эфироманты?
— Именно, — сказал Ферус, подавив очередную отрыжку. — Многое, из того что мы стремимся достичь, происходит так же… как интуиция, можно сказать. Мы затрагиваем силы, которые другие не могут ощущать.
— Вы имеете в виду эфир?
Ферус чрезмерно преувеличенно помахал рукой. — Это упрощает чудовищно сложную концепцию до голого ядра, но да именно его. Мы ощущаем силы эфира. Большинство людей ощущает, в той или иной мере, хотя и редко это понимают.
— Уверена, я не знаю, о чем вы говорите, — сказала Гвен.
— На самом деле знаете, — возразил Ферус. — Ваш наруч, например.
— И?
— Что вы чувствуете в нем?
— Ничего особенного, — ответила Гвен. — Слегка прохладный кристалл в моей ладони, как и всегда.
— Строго говоря, мисс, это не так, — сказал Ферус. — Если бы вы поместили термометр и сравнили температуру кристалла с температурой вашего тела, вы бы обнаружили, что они почти точно совпадают.
Гвен нахмурилась.
— Уверяю вас, сэр, он ощутимо холодней.
— Это не так, — упорствовал Ферус. — То, что вы чувствуете, является эфирной энергией, проходящей через кристалл. Но ваши ощущения… ваш мозг не был уверен, что делать, когда вы впервые столкнулись с этим явлением. Замечательная штука, мозг, но если происходит сбивающий с толку сбой, он всегда пытается помещать новые вещи в знакомый контекст и узнаваемую обстановку. Таким образом, ваш мозг, по-видимому, столкнувшись с этим новым ощущением, решил, что он может обозначить его «холодным» и жить поживать дальше. И вы далеко не единственная — это одна из наиболее распространенных реакций на первое прямое воздействие интенсивного поля эфирной энергии.
— На моем наруче кристалл покалывает, — кивнул Бенедикт. — Похоже на ощущение, когда засыпаешь на руке, и она немеет. Хотя я раньше никогда не слышал, чтобы это объяснялось в таких терминах, мастер Ферус.
— Это звучит как бессмыслица, — сказала Гвен. — Что-то либо холодное, либо нет, сэр.
— Ага, — воскликнул Ферус, указывая на нее пальцем. — Я и не подозревал, что вы интересуетесь философией! Прекрасно!
— Прошу прощения, — удивилась Гвен. — Я не упоминала философию.
— Разве? — ответил Ферус. — Вы только что слышали, как сэр Бенедикт подтвердил, что его опыт с оружейным кристаллом значительно отличается от вашего собственного. Существует только одна реальность; это правда, но вы оба испытываете разные ощущения. Чем старше вы становитесь, я думаю, тем яснее вы понимаете, что вселенная похожа на зеркало, мисс Ланкастер.
— Чем именно?
— Тем, что оно отражает гораздо больше смысла, чем вы, вероятно, осознаете.
— Бред. Если я смотрю на голубое платье, то вижу голубое платье. Тот факт, что смотрю на него, не изменяет цвет.
— Ага — сказал Ферус, поднимая палец. — Но предположим, что то, что вы видите синим — это тот же оттенок, смотря на который сэр Бенедикт видит зеленый.
— Но этого не происходит, — парировала Гвен.
— Откуда вы знаете? — ответил Ферус. — Вы видите с глазами сэра Бенедикта? И если да, то я хотел бы узнать этот секрет.
Гвен несколько раз моргнула.
— То есть, вы утверждаете, что, когда я вижу синий, он видит зеленый?
— Не совсем так. Он видит синий цвет, — сказал эфиромант. — Но свой синий цвет. Не ваш.
Гвен нахмурилась. Она открыла рот, чтобы снова возразить, подумала и сжала зубы.
— И если у Бенедикта такое свойство, тогда, возможно, у всех остальных тоже?
Бенедикт засмеялся в кружку.