Лечение электричеством

— Первый раз я приехал сюда со своей женой и дочерью восемь лет назад, — сказал Грабор. — Нервическая поездка. Девочка боялась высоты, визжала, пукала. Я пообещал ей купить пожарную каску. Фашистскую каску с рогами. Она не смеялась. До самой вершины мы не добрались. Остановились здесь. Она ребенок, блюет… Понимаешь меня? Красивая девочка.

— А что тут не понять? — Лиза звучала отчетливо и неторопливо.

— Я обещал ей открутить шишку от дерева. Подпрыгивал, дергался… Эти шишки, екарный бабай, так хорошо приделаны. Не оторвал я ни хрена, вся история. Они очень хорошо приделаны к веткам, они нарочно так высоко забрались, чтобы мы их не трогали. Я пытался объяснить это девочке. Она не понимала меня, я остался самым плохим на свете.

Толстая начала ходить кругами по песчанику, пнула розовый камешек, тот перекатился к серому.

— Ты их любишь?

— Они в Юте. В Солт-Лейке. В центре. Я помню запах тамошнего мертвого моря. Там когда-то был курорт, индейская религия, Массачусетс… У нее мать — оседлая цыганка. Научила меня нескольким словам.

— Ты их любишь? — Лиза удивлялась и радовалась.

— Я их не помню.

Хвоя кедровых деревьев была прямолинейна и размашиста, она не могла кривляться и показывать фиги, она шевелилась под действием ветра, перебирала свои бесконечные пальцы. Шишки в закатном солнце подделывались под фонари. Туман полз, охватывая.

— Ей подарили кольцо, ребенок, десять лет. Она надела его на указательный палец и ходила по Хабаровску, выставив палец наружу. Зимой. Для всех мелких прохожих. Чтобы все видели. Она была маленькая, как горшок.

— Ты из-за них приехал ко мне?

— Из-за них. В основном, из-за них, — Грабор не менял интонации. — Постирай мне шмутки.

— Что? — Лиза хлопнула его по темечку.

— Все, — он обрадовался. — Нужно говорить «вще». Ребенок отвечал так. Лучшая форма общения. «Щто?» «Вще». Мы не владели языками.

Он мялся и мямлил: большая долина маячила внизу, городок без названия, ландшафты, тени.

— Лечись электричеством, — вспомнил он. — Я приехал сюда через неделю после их отъезда, ей было нужно на работу. Американская срочность. Я сюда всегда приезжаю. Щто ты спросила? — Ветки трещали от славянских пожаров.

ФРАГМЕНТ 56

Удивительно мягкие эти холмы Северной Калифорнии, никогда не позволяют себе точной линии, туманятся, вечность климата обещает вечность жизни. Лиза обернулась, пропела три такта своей песенки. Заметила, что мальчик всматривается в горизонт, что он не бредит без дела в сердце.

— Потом я сюда приехал посмотреть, что стало здесь без них. Я не посмел подняться выше этой точки. Не хотел. Я катался, проезжал, я могу залезть на джипе на Этну… Она еще извергается? Я не поднялся выше этой точки. Я всегда приезжаю именно сюда. Сентиментальность.

— Ты хороший парень, — сказала Толстая.

Грабор повернулся к ней, усмехаясь собственному вранью.

— Я приезжал сюда потому, что здесь всегда одинаковая погода. Не понимаешь? Я привозил сюда своих пожилых родителей. Приятеля из Москвы. Они тоже смотрели на это чертово постоянство. Мне стыдно перед ними, я не смог им объяснить. Я начинал письма словами «Дорогие мои, вот так…». Потом мял и выбрасывал. Я вглядывался во всю эту херню: в горы, в облака, в воспоминания, в добрых шакалов…

— Ты маньяк, что ли?

— Щто?

— Вще. — Лиза посмотрела на свои ногти. — Ты хочешь научить меня голосу своей девочки? Как зовут? Тоже беззубая?

— Красивая, как ее мать. Она теперь менеджер нефтяной компании, у нее грудь больше твоей. Присылает мне деньги, умница. Где твои деньги?

Толстая поглядела на овальность холмов, вздохнула.

— Давай играть в клоунов. Ты — Тип, я — Топ.

— Она обо всем знала. Щто тут играть? Модный фотограф, с харизмой… Они ведь раздеваются сами. Не нужно ничего делать, не нужно открывать рта, — они сами лезут в брюки. Так в любой стране. Два материка, два оттраханных материка. Чеченки… армянки… француженка была… местные… чешки… британки… — кто угодно. Итальянские барышни трогательные, белобрысые почему-то, две, извини, но две. Черных боялся, надо подумать… Нет, не очень боялся, средне… Немка из Уругвая. Единственная влиятельная баба в моей жизни. Вот такая фигня, маляты.

— Мне нравится мартини, — сказала Лиза недоверчиво.

— Это тоже про любовь?

ФРАГМЕНТ 57

Селение в долине зажигало огни, неохотно, экономно.

— Мы сидели здесь, пока не начинало темнеть: парк закрывается рано, дорога сложная. Темноты я ни разу не дождался. Ребенок зудел. Такой обзор, а она зудит. Говорит — вставь зубы. Вот настанет новый век — вставь зуб. Настал новый век. Где деньги? Откуда у нее такие здоровенные титьки? Девочка из интеллигентной семьи.

Грабор хлопнул себя по щеке и почувствовал ее небритость.