Лечить или любить?

Все, о чем я пишу, происходило в реальной жизни. И на самом деле работа практического психолога состоит в основном из неудач. Когда-то (уже довольно давно, приблизительно после десяти лет работы) я, по привычке бывшего научного сотрудника, попробовала прикинуть свою эффективность, то есть посчитать процент людей, которым мне реально удается помочь. А также определить причины, по которым не удается помочь остальным. И вот что у меня получилось.

Из всех людей, которые ко мне обращаются сами или приходят по направлениям других специалистов, приблизительно половина вообще не понимают ни сути процесса психологического консультирования, ни того, что я им говорю, ни того, что они сами здесь делают. И выходят из кабинета с более или менее выраженным недоумением: чего это вообще было-то? Причин несколько:

1. Я слишком завысила планку в оценке интеллекта посетителя.

2. Использовала не тот слой языка, не попала в систему кодировок (например, в беседе с представителями той или иной молодежной субкультуры).

3. Не разгадала и не учла чего-то очень важного в структуре личности (например, связанное с религией или со скрытой фобией).

С годами я, конечно, совершенствуюсь. Например, когда я разговариваю с подростками на их диалекте, мои собственные дети тихо «балдеют» — с ними я всегда говорила русским литературным языком. А цитирование суфистских притч или вольное толкование Нового Завета стало моим коньком. Но — увы! — успех измеряется всего несколькими процентами. Вероятно, в улучшении результатов решения проблем пациента существует некий предел. За которым возможно лишь эмоциональное постижение и передача собственных пожеланий и советов.

Идем дальше. Из той части пациентов, которая меня услышала, половина не собирается и изначально не собиралась ничего делать. Они сходили к психологу, так сказать, отметились — и все. Помните, как Айболит лечил заболевших зверей? — «И всем по порядку дает шоколадку, и ставит, и ставит им градусники!» Так вот я в этой ситуации, несомненно, градусник. Хотя мои посетители этого сорта обычно по природе добры и любят провозглашать мои усилия «шоколадкой», благодаря на прощание приблизительно такими словами: «Спасибо, доктор, было очень интересно!»

Из тех, кто услышал и настроен действительно хотя бы что-то предпринять, половина поняли меня неправильно и начали делать нечто вызывающее изумление, с трогательной уверенностью, что «так психолог сказал». Причин опять же несколько. Кроме моих недоработок, сюда включаются и всем известные механизмы переноса, замещения, вытеснения и т. д. Плюс прошлый опыт, «поперечность», противодействие, желание сделать наоборот, свойственное русскому характеру, и обыкновенный пофигизм (договорились, что они будут делать нечто каждый день по 10 минут, а они делают раз в неделю и полтора часа — вызывая у ребенка нервное истощение и стойкое отвращение к процессу). Потом приходят и говорят: «Вот, мы все сделали, как вы сказали, получилось то-то…» — а я только за голову хватаюсь: «Когда я такое говорила?!»

И, стало быть, из оставшейся части (всё поняли правильно и приступили к правильным действиям) у половины просто не получается, или они не доводят дело до конца: не хватает ума, настойчивости, терпения, силы воли и т. д. Иногда вмешиваются обстоятельства. Например, с ребенком занималась бабушка, а у нее случился инсульт, или — родился младший ребенок, ушел из семьи отец — изменилась вся архитектоника семьи — стало не до визитов к психологу.

У кого хорошо с арифметикой, тот уже приблизительно прикинул процент. Для прочих скажу — получается совсем немного. Много меньше, чем хотелось бы.

Ну вот. А оставшимся я, конечно, помогла. Если с самого начала или позже, в процессе работы, правильно поняла проблему, подобрала адекватные методики и пошла по правильному пути ее разрешения…

А иногда людям надо, чтобы их просто услышали…

И мне тоже.

Честное слово, я стараюсь…

Глава 44 Еще раз о детской одаренности

Иногда я годами живу спокойно и с этой проблемой вообще не сталкиваюсь. То есть, разумеется, регулярно приходят мамы и даже папы, уверенные если не в гениальности, то, по крайней мере, в глубокой талантливости своего ребенка, и приводят тому всяческие доказательства: а вот он в четыре года нарисовал, а вот она в пять лет уже читает, и воспитательница сказала, и в детской обучалке-развивалке все так удивились, когда он… Хотят получить от меня подтверждение своим надеждам, иногда (нечасто) пройти какой-нибудь тест. Часто спрашивают, как развивать несомненно имеющийся талант еще и еще, чтобы, не дай бог, не упустить время…