Лечить или любить?

Понятно, что ее появление не объясняется каким-нибудь там «ранним развитием» или «особой системой воспитания». Ведь все, чего добились несомненно талантливые создатели всяких систем раннего развития, — они вырастили из своих детей здоровых и нормальных взрослых людей. Согласимся, что это — совсем не мало, но вполне возможно и без применения особых методик. За годы практики я видела десятки (а может быть, и сотни) адептов самых разнообразных и причудливых систем воспитания и развития: от твердых материалистов-диалектиков типа супругов Никитиных до медитативных художников, дети которых к тому же все время ныряли то в прорубь, то в холодную ванну. Результаты несомненно были: пятилетние дети со страшной, недоступной для меня скоростью собирали какие-то головоломки, младенцы лазали по веревкам, трехлетка читал со скоростью третьеклассника, кто-то рисовал диковинные цветы масляными красками на стенах, проплывал под водой двадцатиметровый бассейн, гулял босиком по снегу, по полчаса читал наизусть Хармса и Цветаеву… Хорошо, что человеческие детеныши самой природой запрограммированы на самые причудливые изменения и вариации окружающей среды и умеют все это переносить практически без вреда для себя.

Стоит повторить, что к ранней детской одаренности все вышеописанное не имело никакого отношения. И к одаренности в подросшем состоянии тоже не приводило. Вырастали самые обыкновенные люди, часто — с хроническим отитом, проблемами в социальном функционировании (не пройден какой-то важный этап развития — например, отсутствовали ролевые игры) и неустойчивой самооценкой.

Но если она все-таки есть, то что с этим делать? Десятки и сотни рекомендаций, как развивать, где учить и т. д. Хочется сказать только одну вещь, на которую не очень обращают внимания и которую родители этих детей обычно просто не хотят слышать. Эти дети — повышенно уязвимы. Их ранняя одаренность — это нарушение развития. И опережающее развитие чего-то одного происходит у них всегда за счет чего-то другого (по закону Ломоносова-Лавуазье). Если это «что-то» — здоровье (как, например, у гениального ребенка Блеза Паскаля, который в десять лет исследовал природу звука, а в одиннадцать «переоткрыл» всю геометрию Евклида), то тут вроде бы все ясно — лечить, заниматься профилактикой. В других, менее понятных случаях надо искать и, по возможности, компенсировать.

В основном я работаю с самыми обычными детьми.

Но иногда, вдруг, без всяких причин и знамений ко мне является кто-то и приводит с собой ребенка… Спутать это нельзя ни с чем, и никак не отделаться от ощущения, что эти странные дети — какое-то послание всем нам. Но какое?

Глава 45 «О ты, последняя любовь!»

Пускай скудеет в жилах кровь,

Но в сердце не скудеет нежность…

О ты, последняя любовь!

Ты и блаженство, и безнадежность.

Ф. Тютчев

— Он — совершенство! Я снова живу и как будто бы летаю на крыльях. Мы были в театре… Представь, я начала писать стихи… Хочешь, я прочту их тебе?.. Но он не звонит уже две недели. Я написала ему шесть писем в стихах…

— Послушай, но как же твой муж, Вадик? Вы вместе более двадцати лет.

— А что — Вадик? — искреннее непонимание в подведенных глазах моей давней, не особенно близкой приятельницы. — Это не имеет значения. Только он… Ты психолог, ты должна мне быстро сказать, что я сделала неправильно, я быстро исправлю, потому что без него…

Когда я училась на психфаке, донимала всех родных и знакомых тестами, опробовала на них все методики подряд. Они относились ко мне вполне благосклонно. После окончания периодически возникал соблазн: взять за пуговицу и спросить — а что ты сейчас чувствуешь? Но я боролась с собой. Года через два после начала самостоятельной работы дала себе зарок: никакого «психоанализа» в семье и ближайшем окружении. Хирурги не оперируют друзей и близких — и правильно делают! Окружение поняло и приняло.

Больше пятнадцати лет я работала с семьями, детьми и подростками. Многие проблемы угадывала практически «с порога». Думала: о, как я теперь разбираюсь в возрастной психологии!

— Смешно: мы вместе учились в институте, знали друг друга четверть века, но только сейчас поняли… Представь: еще немного и было бы поздно! Мы понимаем друг друга даже не с полуслова, а с полувзгляда. Мы сидим, у меня на кухне и говорим часами, не замечая, как летит время. Мы предназначены друг для друга, но я вижу, что он чего-то боится. Я инженер, ты психолог и ты должна объяснить, что это такое и как мне поступить, чтобы ничего не испортить, потому что без него…

— У него есть семья? — спрашиваю я свою кругленькую одноклассницу.

— Да, но с женой у него давно формальные отношения. Две дочери. Подростки, он к ним очень привязан. Но какое это имеет значение для нас? Я же не собираюсь препятствовать его общению с дочерьми…

Все мои убеждения о невмешательстве разом полетели в канаву.