Лечить нельзя помиловать (СИ)

— Сожалею, милорд, — ничуть не сожалеет. — Вероятность выиграть процесс слишком низка. Зато высок шанс привлечь к вашей супруге ненужное внимание и осложнить ей медицинскую практику — ничто не помешает медколлегии отозвать лицензию на целительскую деятельность под выдуманным предлогом. Эрла Клод… Простите, эрла Пономарёва, как любой частный целитель, нужна институту здравоохранения, пока она тихо лечит пациентов и платит налоги. А шумная, решительная, готовая воевать лекарка столице не нужна.

— Это угроза? — сузил глаза маркиз.

— Упаси Сетр, — побледнел от ужаса адвокат. — Ни в коем случае, милорд! Я лишь делюсь опытом: множество частных специалистов из любых сфер, вступая в бой с интересами аристократов, проигрывали и были вынуждены свернуть свою деятельность. И это считалось «легко отделались». Кажется, ваша будущая супруга любит своё дело. Не лишайте её смысла жизни.

— Моя супруга сама… — начал Алеон, переведя взгляд в мою сторону. — Алевтина?

И снова эта власть. Эта безмерная, неограниченная, самодурная власть аристократов, готовых сломать человека, если он стоит на дороге к выгоде. Всё, что сказал юрист, — правда. До последнего слова. Они сожрут даже Алеона и не подавятся, лишь бы не выпустить из рук многообещающую находку. Лекарство от магического заражения станет не просто дорогим, а баснословной роскошью, за которую придется продать органы. И Лютер… Его тоже никто не станет смещать, как и признавать акт воровства моего открытия. Зачем? Он проверенный, прикормленный, связанный обязательствами целитель, который полностью устраивает верхушку — главных бенефициаров деятельности медколлегии. Проще устранить меня.

— Вы свободны, — обрадованный адвокат поспешил убраться вон. — Искорка, ты снова плачешь.

Действительно, лицо под пальцами мокрое. Ну и пусть.

— Мне страшно, — от тихих всхлипов по плечам капитана прошла дрожь. — Они… Они снова победили.

— Кто они?

— Они, — от воя далекой зимней вьюги сдавило горло. — Чертовы аристократы.

Дыхание сперло. Почему я снова бессильна? Почему разрешаю так с собой поступать?

Ребра саднит болью — опьяняющей, одурманивающей. Голова просто раскалывается! Даже плакать больно, каждая слезинка — новая оплеуха, ещё одна вспышка боли.

— Алевтина, — меня почти грубо, но отрезвляюще встряхнули за плечи. — Почему ты столь рьяно ненавидишь аристократию?

— Сволочизм и безнаказанность. Любая жизнь священна и дарована богами, но некоторым аристократишкам я бы с удовольствием помогла встретиться с Создателем.

— Это я давно понял. Сейчас спрашиваю о другом, — надавил голосом Алеон. — Ты сотни раз сражалась со смертью даже на моих глазах. Не боялась проводить в последний путь молодого курсанта. Утерла нос убийцам, спася Альберта. Так почему сейчас тебя колотит от ужаса? Девочка моя, что с тобой?

Бессилие! Бессилие и невозможность отомстить. Со мной безнадежность, заранее проигранная война. Со мной боль. Как тогда, пять лет назад.

— Расскажи, — категорично потребовал эрл Клод. — Я слушаю.

Глава 45

— Где эта бабка? — дверь в кабинет распахнулась без вежливого стука, и на пороге возник бритоголовый пациент. — Где Алевтина Семёновна?

— Сергеевна, — поправила я, кивая медсестре Оленьке. — Перед вашими ясными очами. Присаживайтесь, что беспокоит?

— Ну и имечко у вас, — скривился пациент, смутившись лишь на мгновение. — Откройте мне больничный лист, я в отпуск собрался.

Каждый врач немножко волшебник, немножко кадровик и совсем чуть-чуть — регулярный посетитель психиатра. По-свойски, по-дружески. Кого навещают сами психиатры, уточнять не принято, дабы не испытывать неловкости от использования коллеги, которому хуже всех. А за неделю до Нового года поводов зайти в «палату номер шесть» увеличивается троекратно. Оля держалась из последних сил, мечтая о скором декрете, я же только посмеивалась: было подозрение, что в декрете наши медицинские будни покажутся молодой мамочке раем. Или хотя бы кондитерским магазинчиком.