Лечить нельзя помиловать (СИ)

Бесчеловечно! Гребаные аристо совсем с катушек слетели, если так запросто готовы подложить замужнюю невестку под младшего сына, лишь бы династия формально не прерывалась. Теперь всё встало на свои места: отец Алеона боится, что первенец останется кастратом навсегда, и совсем не верит в успех лечения. Поэтому насильно его женит, боясь распространения слухов по всему королевству и последующей невозможности выдать младенца за сына Алеона.

Моего капитана просто кидают в топку чудовищной машины дворянства, как отработанный материал с ошибочной наклейкой: «Первосортный товар». А после штампа «Брак» просто утилизируют из элиты королевства.

Редкостные твари.

— Ни за что не соглашусь стать дворянкой, — нутро содрогнулось от омерзения.

— Лестница к высокому титулу устлана нечистотами, — чуть печально согласился Клод. — Родиться в этом сверкающем разложении легче, чем добровольно сунуть туда нос.

А леди Коллет стремиться забраться повыше, чтобы самозабвенно гадить на нижние ступени, самой утираясь от сравнительно небольшого количества грязи сверху. Миры меняются, а человеческая натура — никогда.

Однако есть при дворе и такие, к кому я невольно проникаюсь симпатией.

— Альберт — дворянин лишь формально, — просветил маркиз в ответ на интерес. — Третий сын баронета, по обычаю поступивший на службу в семнадцать лет. Ко двору приглашается исключительно как орденоносец Святого Патрика и герой Дагер-Хеджа.

Будучи политически бессильной фигурой эрл Альберт быстро стал неинтересен высокому дворянству, дав дорогу адекватным людям — тем, кого в аристократию занесло волей случая. Да, нормальные люди иногда рождаются феодалами и умудряются сохранить человечность, сделав выбор в пользу моральных ценностей. Эти быстро разглядели в капитане Верше преданного и честного мага, почтя за честь водить с ним дружбу. И я их целиком поддерживаю, эрл Альберт действительно вызывает уважение.

— Безмерно рад, что служил с ним в одном полку, — поделился маркиз. — И после Альберт всегда был рядом, наставляя меня иногда дружескими подзатыльниками по праву старшего. Поначалу было обидно — меня, маркиза, и подзатыльником! Пришлось даже подраться.

— Он вас уделал?

— Мне едва стукнуло восемнадцать, — стыдливо заалел ушами огневик. — А ему двадцать пять и вот-вот должны были дать сержанта. Разделал меня под орех, да еще и пендаль напоследок отвесил, чтобы не зазнавался.

Вернувшись обратно к проулку, где слышались звуки болгарки — на самом деле кто-то из огневиков резал металл, Алеон снова подхватил меня на руки. Пожалуй, не буду гундеть и сопротивляться, ему и без того несладко. Когда еще доведется поносить на руках красивую женщину?

— Спасибо, — прошептал он мне в волосы.

— За что? — от горячего дыхания по затылку побежали приятные и абсолютно несанкционированные мурашки.

— За то, что сегодня ты была со мной.

Глава 27

— Алеон, прекратите немедленно!

— Или что? — провокационно подначил он, вытягивая руку повыше.

— Или я за себя не отвечаю! — мокрая от пота прядь упала на глаза.

— Правильно, я за вас отвечаю, — важно кивнул фазан, покровительственно возложив руку на мою макушку. — Вам пора отдохнуть, эрла.

Святой Парацельс, напомни никогда не открывать дверь женихам, как бы настойчиво они ни стучались. А лучше сбивать их на подлете из рогатки, по-ковбойски припав на одно колено!

Когда нелегкая принесла капитана на мой порог, я не заподозрила подвоха. Маркиз заходил каждый вечер, стремясь урвать десять минут на медитацию и едва ли не силком вынуждая меня брать под контроль ручейки магии. Со скрипом, сквозь зубы, адскими усилиями, но взбалмошный дар потихоньку поддавался осознанным манипуляциям. Раньше я и не задумывалась, что буквально нахожусь на поводке у собственной магии: есть пациент — дар в крови кипит и стрелой летит вперед, лишь позволяя мне держаться за штурвал. Нет пациента — дар спит и крайне недоумевает, если пытаться тыкать его палкой. Да еще и покусывает меня изнутри, выражая раздражение.

Но Алеон, этот хитрый коварный жук, руками разводил тучи над моей аурой и с важностью пастуха понукал магический поток, заставляя его течь в строго заданном направлении. Правда, иногда случались огрехи — позавчера из моих ушей повалил золотистый дым, вызвав гомерический хохот у капитана. Икая от смеха, паршивец обещал запомнить увиденное навсегда и пересказывать детям.

Напомнила, что детей ему не видать. Обиделся, полез мстить щекоткой, но нарвался на токсин в печень и седацию по лицу. В общем, не скучали.

— Мне пора выгнать вас взашей, — устав бороться за правду, я рухнула на диван. — На дворе почти ночь, что вы забыли в моем доме?

— Забыл сказать, что вы очаровательно прикусываете кончик пера, когда пишете свои каракули на родном языке, — посерьезнел мужчина. — Научите меня паре слов на диалекте вашей родины?

— Нет.

— Почему?

— В моей стране есть святая традиция — первым делом учить иностранцев ряду специфических непереводимых терминов, применяемых в периоды сильнейшего эмоционального волнения.