Лэд

Сидеть на пышном травяном матрасе было мягко. Ветерок с озера колыхал нижние ветви деревьев. Воздух в этом местечке был восхитительно свеж; не верилось, что чуть выше по склону все насквозь прокалил беспощадный зной.

Гостья была крайне довольна своим выбором места для отдыха. А Лэд — нет.

Как только инвалидная коляска подкатилась к каменной стенке, большого пса охватило беспокойство. Он дважды вставал у коляски на пути — ему оба раза приказывали отойти, а когда он не сделал этого, колесо больно ударило его в ребра. Когда Малышку уложили на травяную постель, Лэд залился громким лаем и потянул зубами угол коврика.

Гостья грозно потрясла зонтиком и велела возвращаться обратно в дом. Лэд не исполнял ничьих команд, кроме тех, что отдавали два его божества. Вместо того чтобы побрести прочь, он сел рядом с ребенком — так близко, что прижался воротом к плечику Малышки. Лэд не улегся, как обычно, а именно сел — уши торчком, темные глаза омрачены тревогой, морда медленно поворачивается из стороны в сторону, ноздри подрагивают.

Человеку тут нечего было видеть, слышать или чуять, кроме тенистой прелести уголка, шелеста ветра в листве, мягкого благоухания июньского утра. Собака же слышала шорох, не связанный с порывами ветра. Вокруг нее полно было слабых запахов, не улавливаемых человеческим носом, а среди них один особенно зловещий — тонкий аромат давленых огурцов. (Если вы когда-то либо убивали ямкоголовую змею, то знакомы с ним).

Пес беспокоился. Его снедало предчувствие беды. Из-за тревоги он не мог сидеть спокойно, вертелся, ерзал, а раз или два даже издавал тихое рычание.

Вдруг его глаза вспыхнули, а хвост начал постукивать по коврику. Это Лэд заслышал, что в четверти мили с трассы свернул знакомый автомобиль. В нем едут Хозяин и Хозяйка, забравшие почту из деревни. Теперь все будет хорошо. Тягостные обязанности телохранителя можно будет передоверить тем, кто лучше с ними справится.

Вскоре машина показалась из-за угла дома и остановилась перед входом. Гостья заметила ее и, подскочив со своего места на коврике, побежала за свежими письмами. Она так торопилась узнать последние новости, что зацепила камешек в кладке стены, и он с шумом покатился вниз, в широкую щель между двумя крупными валунами.

Городская женщина не обратила внимания ни на стук, ни на резкое шипение, которое последовало через миг, когда камень плюхнулся на кольца мокасиновой змеи, дремлющей в одном из укрытий в основании стены. Но Лэд уловил и эти звуки, и даже то, как зашуршали по камню чешуйки рассерженной рептилии, вынужденной искать новое место.

Извиваясь, мокасиновая змея пробиралась по траве прямо вдоль края коврика. Это была короткая, толстая, грязная змея, с отчетливым сложным узором, покрывающим ее грубую кожу. Небольшая плоская голова формой напоминала клин. Между глазом и ноздрей по обе стороны морды имелось по ямке. Они-то и дали название всему этому семейству ядовитых змей: ямкоголовые.

(Гремучая змея обитает в каменистых горах Северного Джерси, в глухих местах; ныне она почти не рискует заползать в долины. А вот мокасиновая змея — родная сестра смертоносной гремучей змеи — по-прежнему населяет луга и берега озер. Меньшая по размеру, более толстая, чем ромбический гремучник, в отличие от него эта змея не предупреждает о нападении, и потому она гораздо опаснее. Это существо ужасно как своим внешним видом, так и повадками и заслуженно пользуется дурной славой. Мокасиновые и гремучие змеи — единственные представители ямкоголовых, оставшиеся на пространстве между Канадой и Виргинией.)

Полтора-два фута рептилия двигалась вдоль кромки ковра, потом замерла в нерешительности — вероятно, ослепленная солнечным светом. Не более ярда отделяло ее голову от исхудалой детской ручки, без дела опущенной на подстилку. Другой рукой девочка обнимала Лэда, и ее тело разделяло пса и змею.

Лэд вздрогнул, высвободился из слабого объятия и нервно вскочил на лапы.

Существует два создания — и вероятно, их всего два, которых дико боится даже самый породистый колли и от которых он побежит прочь без оглядки. Одно — это бешеная собака. Второе — ядовитая змея. От них его гонят инстинкт и страх смерти.

Когда запах стал сильнее и потом, когда мокасиновая змея попала в поле его зрения, отважное сердце Лэда подвело его. С беззаветной храбростью атаковал он двуногих грабителей, когда они вторгались в Усадьбу. Не раз и не два сражался он бесстрашно с собаками крупнее себя. С пылом Д’Артаньяна кидался он на быка, уводя его в сторону от Хозяйки.

Проще говоря, он не знал, что такое страх. Тем не менее сейчас он боялся — до дрожи, до визга, до тошноты. Боялся смертоносного создания, что замерло в трех футах от него. Предоставленный сам себе, он бросился бы наутек незамедлительно. Он даже поддался безотчетному порыву и прижался к беспомощному ребенку, словно ища у него защиты как у представителя высшего класса животных. Тяжелая волна малодушия окатила собаку с головы до кончика хвоста.