Лед

– Так вы в курсе? – Соубридж чуть подпустил дружелюбия в голос, просто на всякий случай.

– Знаком с семьей. Я знал Тома.

Шон поднял взгляд:

– Вы дружили?

– Играли с ним в крикет в деревне, когда он приезжал.

Шон уставился на него:

– Вы несли гроб.

– Верно. – Бармен взглянул на него. – Я вас тоже помню.

Шон протянул руку:

– Шон Каусон.

– Да, я знаю. – Бармен на миг замялся, прежде чем пожать ему руку. – Джон Бернэм.

– Ужасная трагедия, – сказал Соубридж, поднимаясь.

Но Шон продолжал сидеть.

– Я не сумел спасти его.

– Ничего не могу сказать по этому поводу. Ты неважно выглядишь, приятель.

– Он держится исключительно хорошо, и мы почти на финишной прямой. – Соубридж похлопал Шона по руке и направился к выходу. – Всего наилучшего, – бросил он бармену. – Уверен, мы еще заглянем.

На улице, отойдя на безопасное расстояние, он остановился и сказал:

– Важно, чтобы вы усвоили: сдержанность – это, несомненно, важнейшее качество, присущее героям. А теперь вполне серьезно. Абсолютно никаких in vino veritas[47] ни с кем, прошу вас, включая меня.

– Я и не думал.

– Никто не думает.

Они шли до «Белого медведя» молча. Шон переоделся и, не проверив ни телефон, ни почту, спустился в ресторан, где поел до того, как появился Соубридж. Им обоим хотелось пообедать в одиночку. Потом Шон поднялся к себе в номер, включил телевизор и стал пить водку, пока не отрубился.

Теперь с нами происходит именно то, чем нас так стращали пророки. Лед сжимается и уплотняется вокруг нас с громоподобным грохотом. Он наползает длинными рядами, взгромождаясь достаточно высоко, чтобы достать до оснастки «Фрама»

[48]; фактически этот лед стремится стереть «Фрам» в порошок. А мы тем временем сидим в полнейшем спокойствии, даже не вставая, чтобы взглянуть на всю эту свистопляску, а только болтаем и смеемся, как обычно.

Такое ледовое побоище несомненно являет собой умопомрачительное зрелище. Человек ощущает присутствие титанических сил, и неудивительно, что робкие души дрожат в благоговейном страхе, чувствуя: ничто не устоит перед этакой силищей. Ведь, когда лед приходит в движение, кажется, что нет такого места на земле, которое не содрогается. Сначала вы слышите издалека жуткий грохот, словно при землетрясении; затем вы слышите его с разных сторон, всякий раз все ближе и ближе. Тихий лед перекликается с громким; природные великаны пробуждаются для битвы.

Пятница, 13 октября 1893 года.

Крайний Север: Норвежская полярная экспедиция 1893–1896 гг. (1897 г.).

Фритьоф Нансен

26

Лето 1988 года

Впервые оказавшись в Гренландии благодаря материальной поддержке Кингсмита, стоя на арктическом льду рядом с Томом Хардингом, Шон хотел кричать от восторга. Он был здесь, он сделал это. Пусть он не видел отливающих зеленью айсбергов в ореоле розоватого света, как на той картине, но мороз, щипавший лицо, мерцание воздуха на солнце, ярко-голубое небо и возбужденная возня ездовых собак при их приближении наполняли его невероятной радостью.

Не важно, что Редмонд был козлом и что все это отдавало духом чванливой забавы – Шон был здесь, и больше ничего не имело значения. Он был в сообществе «Поиск пропавших полярников» и участвовал в гонке на собачьей упряжке по маршруту Западно-Гренландской экспедиции Оксфордского университета 1935 года.

Всего было шесть команд по два человека, без всякой поддержки. Их основная одежда могла быть современной, но внешний вид должен был соответствовать 1935 году. Редмонд уже предвкушал, как его фотографии появятся в журнале Королевского географического общества. Ему доставляло удовольствие снимать, как Шон и Том неловко запрягают свою собачью стаю. Они не могли не заметить, что им дали самых маленьких собак.

– Он как будто хочет, чтобы мы сдохли на этом льду, – пробубнил Шон.

– Да пошел он, – согласился Том, глядя вслед последней удаляющейся упряжке.