Лед и фраки. Записка Анке

Хансен поднял палец к компасу. Курсовая черточка почти сошлась с острием колеблющейся стрелки.

   — Тогда в чем же дело, Зарсен?

   — Херре, я прежде всего норвежец.

   — А разве миссия норвежцев заключается в том, чтобы губить международные экспедиции?

   — Нет, херре, в том, чтобы использовать их так, как это нужно для Норвегии.

   — Бросьте загадки, Зарсен, — резко сказал Хансен.

   — Больше я ничего сказать не могу, херре… Если…

Но Хансен не дал Зарсену договорить. Глаза сверкнули из–под нависших седых бровей. Голос хлестнул крепким стальным прутом:

   — Потрудитесь говорить!

Опрокидывая на ходу вещи, толкнув всем корпусом дверь, Зарсен выскочил из кабины.

Хансен стремительно бросился за ним.

7. НАХОДКА ЗАРСЕНА

Зарсен опрометью промчался в рубку главной гондолы. Прежде чем вбежал Хансен, главному механику уже было отдано распоряжение:

   — Выключить кормовой мотор. Самый малый газ на прочих.

Зарсен бурей ворвался в штурвальную. Отбросил стекло кабины.

   — Штокман… видите, вон там по левому борту люди на льду? Мы должны продержаться над ними столько времени, сколько нужно, чтобы поднять их на борт.

Вбежавший в рубку Хансен слышал последние слова Зар- сена. Оттолкнув его, старик крикнул:

   — Отставить все!

И показал вниз:

   — Кто там, Зарсен?

   — Доцент Зуль, — спокойно ответил Зарсен, убежденный в том, что все будет так, как ему нужно. — Он нуждается в немедленной помощи.

И, действительно, после минутного колебания, Хансен приказал:

   — Слушать распоряжения капитана Зарсена… а с вами, Зарсен, мы поговорим после.

   — Зуль вам все объяснит, херре.

Под руководством Зарсена штурвальные манипулировали рулями. Делая широкие круги, дирижабль все суживал спираль над тем местом, где на белой поверхности льда суетились черные букашки людей. Тише и тише звучала песня моторов, пока, наконец, они не замолчали совсем, кроме двух, едва вращавших винты, чтобы удержать на месте дирижабль, поставленный против ветра.

Снизу неслышно открывали рты и радостно махали шапками.

Зарсен спокойно и отрывисто отдавал одно приказание за другим. Когда до изрытого оспой торосов льда оставалось около ста метров, Зарсен вызвал машинистов и бросился по килевому коридору в корму корабля. Нужно было приготовиться к спуску люльки.

Зарсен так торопился, что машинисты едва поспевали за ним.

   — Приготовить все для спуска люльки, — крикнул Зар- сен и, нагнувшись, сам откинул крышку люка.

   — Странно, — пробормотал он, посмотрев вниз.

Вместо сверкающей белизны льда, видны были только

отдельные светлые блики, сквозящие вокруг чего–то, что плотно забило люк темной массой.

Вдруг Зарсен с криком отпрянул. Там, внизу, заклинившись согнутым телом между решетчатых стенок колодца, сидел человек.

На крик подбежали механики.

8. ХАНСЕН НЕ ХОЧЕТ СУДИТЬ

Извлечение из колодца Литке задержало спуск люльки за Зулем и его спутниками.

Зарсену стоило большого труда и всего напряжения воли, на какое он был способен, заставить себя руководить подъемом партии с «острова Пингвина». Мысли его кружились около кабины, в которой врач возился над приведением в чувство старшего офицера. Несмотря на то, что Зуль представлял собою истинную цель полета в эту часть Арктики, по крайней мере для него, Зарсена, теперь, когда цель была достигнута и доцент, отожествлявшийся в последние дни с солидным пакетом акций и последующим благополучием — был на борту, теперь Зарсен не мог даже сосредоточиться на том, чтобы ответить сколько–нибудь внятно на вопросы, которыми его закидали поднятые со льда люди.

Даже с самим Зулем он едва поздоровался, а вполне резонные требования разъяснения со стороны Йельсона, начинавшего, по–видимому, о чем–то догадываться, так и остались без удовлетворения.

Едва успев принять на борт новых пассажиров, Зарсен поспешно сдал вахту проспавшемуся Мюллеру и заперся у себя в кабине. Даже не решился заглянуть в кабину капитана, где происходила бурная беседа между Фритьофом Хансеном и Альфредом Зулем. Подошел было к двери с дощечкой «старший офицер», но алюминий ручки обжег пальцы.

Положение казалось Зарсену настолько безвыходным, что, несмотря на простоту и очевидность выводов, какие можно было сделать из всего случившегося, Зарсен никак не мог собрать мыслей для самого последнего слова. Слово само приходило на кончик языка, но мозг не давал ему разрешения сорваться. Где–то в глубине долбила мысль о том, что вовсе еще не все кончено и должен быть найден какой–то выход. Но в тот самый момент, когда мысль должна была сформироваться в четкую и ясную фразу, в дверь постучали и вошел стюарт:

   — Капитан просит вас к себе.

Тут–то вместо ясной формулировки протеста с языка сорвалось упорно сдерживаемое слово: «Конец».

Зарсен порывисто встал и провел широкой рукой по бритой голове. Ладонь стала влажной.