Лед и фраки

Карикатурно изображена экспедиция австралийского путешественника, орнитолога и географа Вилкинса (1888–1958) и сам Вилкинс, который не дошел на «Наутилусе» всего несколько сот миль до полюса и успешно доказал возможность плавания на субмарине под ледовой полярной шапкой. Сходным образом «препарирован» полет «Графа Цеппелина», который советские (с легкой руки Э. Кренкеля) и нынешние российские конспирологи любят преподносить как разведывательную операцию германского генштаба. У Шпанова дирижабль свободно носится над советской полярной территорией, разыскивая полезные ископаемые; на борту его всего два советских человека — полуграмотные, но «сознательные» охотники-сибиряки Князев и Вылка. Нужно ли говорить о том, что было прекрасно известно Шпанову: на «Графе Цеппелине» находились советские ученые Ф. Ассберг и П. Молчанова, радист Кренкель, руководил научной частью экспедиции виднейший советский полярный исследователь Р. Л. Самойлович (1881–1939) ^- не лубочный кержак и не еврейский капиталист, а еврей-ученый, убитый через несколько лет Сталиным и его приспешниками. В результате манипуляций Шпанова у неподготовленного читателя возникает полное впечатление не международной и полностью контролировавшейся СССР воздушной экспедиции, а буквального вторжения.

Шпанов понимал, безусловно, что никто не простил бы ему издевательства над памятью великого норвежского полярника и гуманиста Фритьофа Нансена (1861–1930). Но — отчего бы не бросить тень и на Нансена? В повести он выведен как «Фритьоф Хансен», слабохарактерный и вечно колеблющийся старик-идеалист, командующий сомнительной, мягко говоря, миссией «Графа Цеппелина».

С другими западными полярниками Шпанов обошелся еще более бесцеремонно. К примеру, соратник Амундсена Яльмар Рисер-Ларсен (1890–1965), знаменитый полярный пилот и исследователь, антифашист, один из создателей современных ВВС Норвегии и авиакомпании SAS, стал в повести «Гисер-Зарсеном» — одержимым жаждой наживы убийцей…

Особенно досталось хорошо знакомому Шпанову по «Красину» норвежскому геологу и видному полярному исследователю Адольфу Хулю (Hoel, 1879–1964), знатоку Шпицбергена и директору института Шпицбергена и Медвежьего острова (будущего Норвежского полярного института). В 1929 г. Шпанов так писал об этом человеке: «Он прост и общителен <…> У Хуля седая борода, глаза его требуют толстых стекол очков, но слышишь его тихий, робкий голос, замирающий при словах: „глетчер“, „лед“, „Шпицберген“, и кажется, что перед тобой юный студент-дипломант, восторженно стремящийся к исследованию ледяных пространств. Тысячи миль на лыжах, пешком, на собаках излазил Хуль по ледяным пространствам Шпицбергена и Северной Норвегии, но все с той же жадностью стремится он к новым пространствам».[3]

^{Н. Шпанов (первый слева в нижнем ряду) и рядом с ним А. Хуль на ледоколе «Красин».}

Хуль (в повести — «доцент Зуль») и в самом деле был норвежским националистом, много занимался разработкой угольных месторождений на Шпицбергене. В повести, подобно Рисер-Ларсену, он выведен преступником, вором и убийцей. Правда, на сей раз Шпанов оказался, возможно, неплохим судьей характера: в 1933 г. Хуль присоединился к фашистскому «Национальному единению» В. Квислинга, в годы немецкой оккупации (1941-45) был ректором университета Осло (и, по некоторым сведениям, германским шпионом), а после Второй мировой войны отсидел некоторое время в тюрьме и долго пытался реабилитировать себя.

…Каверина из Шпанова не получилось — не вышел ни дарованием, ни порядочностью. В пресловутом «золотом фонде», каков бы он ни был, Шпанова днем с огнем не сыщешь. А впрочем — он вновь, кажется, становится актуален и востребован, чему удивляться, к сожалению, не приходится. Одно из «патриотических» (а как же иначе?) российских книгоиздательств в последние годы переиздало не только «Последний удар», но и достопамятных «Заговорщиков» с «Поджигателями». На фоне призывов к защите «национальных интересов» среди ледовых торосов, новому переделу арктического шельфа и срочной милитаризации Арктики, добрались и до «Льдов и фраков». «Роман известнейшего мастера отечественной остросюжетной литературы, книгами которого зачитывалось несколько поколений читателей» — захлебывается издательская аннотация. Того и гляди, Шпанова начнут изучать в средних школах — сразу после молебна и пения гимна.

Что ж, «Льды и фраки» достойны переиздания. И как образчик советской приключенческо-фантастической литературы начала тридцатых, и как памятник литератору, посвятившему свой малый, но несомненный талант делу создания той лживой, подлой и химерической мифологии, которая на наших глазах стремительно превращается в идеологию.

-=-