Лед под кожей

Глеевари выпила вещество до самого дна и упала обратно на диван. Из-за этого пришлось Джерри убрать. Лаёгр был необходим для повышения чувствительности, но Камёлё не осмеливалась его принять, пока ее голубчик был дома – даже не из деликатности или из-за страха, что все вскроется, а потому, что под влиянием Пятерки человек становится ранимым. А этот идиот шатался по квартире целый день, мистически пялился на свою ало-злато-черную бутылочку и вел речи о том, что должен коренным образом изменить свою жизнь, подход, привычки и приоритеты (из-за чего она, Камёлё, должна показать ему путь к познанию), вместо того чтобы собраться и идти делать очередной репортаж. Неужели медианты не работают по выходным? В конце концов она не выдержала и вложила ему в мысли живописную картину адского ночного клуба и безумное желание пойти напиться, причем без нее. Часы работы она знала. Ее дорогой будет бухать до четырех утра.

Камёлё погрузилась в протонацию. Последние следы бури рассеялись, царило спокойствие. Психосфера была крепкой, дисперсионные условия в норме, биометеорологическая нагрузка средняя… а информационная ценность нулевая. Было ясно, что она не сможет найти следы того, как серебристый холод кружит над городом; ведь она сама старалась, чтобы следов он не оставлял. Но он должен был откликнуться, когда она звала.

Ему что-то мешает?

Лаёгр начал действовать. Нёбо полностью онемело, ей стало плохо; ледяная внутренняя дрожь охватила ее, но в то же время Камёлё чувствовала, как восприимчивость повышается… как уши навострились, а мысль сосредоточилась, как вдруг она стала способна заметить любое дуновение ветра и проблеск мысли. Она просеивала слои информации. Дрожала от холода, но при этом по спине стекал пот.

И вдруг ей удалось найти четкую точку, трещинку в затемнении, скорее предчувствуемое очертание, чем осязаемую форму… – вспышка подземного пожара. Серебристые звенья цепи. А вот и фомальхиванин!

Камёлё вскочила на ноги. Забежала на кухню, сполоснула кружку и убрала следы лаёгра на случай, если голубчику Джерри преждевременно надоест тусовка и он вернется раньше нее. Это будет долгая ночь.

* * *

С

нова сон. Фиона ждала информацию и смыслы, стихи и цифры, но вместо этого падала в черный колодец без дна. С бесконечным ужасом она смотрела, как каменные стены скользят мимо и смыкаются над ее головой. Это было эфемерное ощущение: пятьдесят процентов чудовищного страха, уравновешенных пятидесятипроцентной уверенностью, что она спит и это все неправда. Таких глубоких колодцев в реальности не существует. А в гипотетических кротовых норах нет стен, вытесанных из камня. Вот что она повторяла себе.

Сознание позволяло ей чувствовать, как ее пальцы сжимают пропотевшее одеяло. Она не знала, как ее тело, которое во сне должно быть расслаблено, вдруг вошло в состояние такого напряжения; но не могла с этим ничего поделать. Это напоминало судорогу, но без боли. Ей не удавалось расслабить пальцы. Не удавалось в принципе пошевельнуться. Ощущение, будто ее что-то затягивает, полностью парализовало Фиону.

Перед глазами вились клочки образов, разноцветные видения, которые обычно бывают прямо перед пробуждением. Но она все еще падала. Стены колодца приобретали радужные очертания; из них вырывались усики в ядовитых оттенках зеленого, фиолетового и золотого, которые словно пытались ее поймать; но ноги без опоры пробивали сетки паутины, а тело пролетало мимо и падение не замедлялось. «Хочу проснуться, – думала Фиона. – Хочу проснуться и схватиться за эти волокна, пока не упаду на самое дно». Однако ей все еще не удавалось пошевелиться, а на границу бодрствования она натыкалась снизу, как рыба на замерзшую гладь воды.

Становилось неприятно. Становилось холодно. Она не могла дышать.

Теперь она поняла: эти фиолетово-зеленые усики все же дотянулись до нее… целая гуща, которая распускается на стенах колодца, лианы и побеги растений, корни, которые овивают ее и душат… один из них обмотался вокруг шеи и даже остановил падение, но едва ли можно было сказать, что так Фиона и хотела, потому что колодец не переставал ее затягивать, а петля врезалась в кожу, сжимала горло, перекрывала дыхание…

И вдруг она проснулась. Боль полностью ее разбудила. И в ту же секунду охватил ужас. Ощущение, что ее что-то душит, – настоящее.

Фиона ясно чувствовала звенья цепи, врезающиеся в шею. Более того, она точно знала, что это за цепь. Перед сном она не стала снимать ее в надежде, что информация, которой она окутана, проникнет и в сны. Пока она беспокойно вертелась на неудобном диване, цепочка, должно быть, зацепилась за что-то, за подушку или за подлокотник, и теперь душит ее.