Лед под кожей

Камёлё с трудом встала на ноги. Ощущение нереальности сохранялось; силуэт Насекомьего бога висел перед ее глазами, проблескивал между стенами, мебелью и шторами, отпечатался на каждой свободной поверхности, даже на небе. «Видит ли их Акктликс и сейчас? Как далеко простирается его Тень в нормальном мире?» Пока в ее голове крутились теологические вопросы разного уровня сложности, она по привычке убедилась, что не оставила следов, и выбралась на балкон. Амулета глеевари не коснулась.

«Этого фомальхиванин боится? Божьего голоса? С верой у него так же, как у Лукаса, потому он не хочет иметь ничего, что бы о ней напоминало?» – размышляла Камёлё. Вместо того чтобы вызвать такси, она быстрым шагом пошла по утренней улице. «Нет уж, Аш~шад совсем не такой, как Лукас, ни в чем. У него совершенно другие цвета. Настоящая противоположность». Они застыли на ее руках: зеленый, фиолетовый и золотой. Но уже тускнели. По дороге холодный воздух проветрил голову. «О вере и слова ведь не было. Это я так истолковала», – подумала Камёлё.

И тут же она резко замерла – на нее снизошло осознание. «С кем бы я ни говорила, это вряд ли был бог».

Глеевари замедлила шаг. Спешить некуда – пять часов утра, до открытия учреждений еще далеко. Она зашла в парк и упала на ближайшую лавочку.

– Ты избегаешь обязанности! Не исполняешь приказа, который я дал тебе!

Голос еще эхом звучал в ее мыслях:

– Либо ты выполнишь задание, либо я найду другого слугу, а тебя уничтожу.

Камёлё передернуло. «Эти слова были обращены к Аш~шаду? Может, амулет – коммуникатор, с помощью которого с ним может связываться кто-то с Хиваива?» Однако внезапно она поняла и то, что голос говорил на ссеине. Что она его знает. И что он ей кое-что чертовски напоминает.

Она закрыла глаза. Парлксэль. Его эминенция досточтимейший верховный жрец с Пертна, самый могущественный человек ссе – сразу после Акктликса. Серебро и сталь; мрамор и белый шелк. Дуга стрельчатого окна, которое находилось за его спиной, когда он к ней обратился… молитва и набожность; и планы, сплошные планы, куда более темные планы, чем невинный божественный белый… поскольку в них речь идет о власти и о предательстве и с большой вероятностью из-за них прольется кровь…

С их разговора минуло чуть больше недели. В голове Камёлё постоянно всплывали слова, которые аб Парлксэль сказал ей на прощание: «Я дам тебе некоторое время на раздумья. Не пытайся выйти со мной на связь. Я сам позвоню». Сколько дней представляет собой это «некоторое время»? Это может произойти с минуты на минуту. Парлксэль позвонит снова. Будет спрашивать, что она решила.

Камёлё была в ужасе от этого звонка. Всю неделю она тешилась мыслью, как задание это без обиняков отвергнет – но при этом подозревала, что не сумеет. Быть может, это ее непроизвольный страх повлиял на видение от амулета… ужасная мысль о том, как лицо верховного жреца парит на дисплее нетлога и строгий вопрос требует ответа…

Однако видение – это явно не всё. Вещь, в которую некий творец вложил столько труда, наверняка имеет свою цель; а амулет, который лишь изображает подсознательные страхи человека, – предмет бесполезный. Значит, то, что произошло, было лишь началом некоего действа. Это розыск? Определение цели? И что бы последовало, если бы не вмешался серебристый холод? Глееваринское соединение на расстоянии? Камёлё могла лишь ругать себя, что невольно зацепилась за Парлксэля вместо того, чтобы думать о какой-нибудь безобидной тетеньке.

Но ругалась она недолго. Вслед за размышлениями зазвонил нетлог.

Вот и накаркала!

Парлксэлю досточтимейшему не нужно было ждать, пока кто-нибудь с ним свяжется глееваринским способом. Достаточно лишь подумать.

В случае острой необходимости позвонить с ссе на Землю не проблема.

Глава двадцать первая Пристанище Аш~шада